Мама по контракту
На Машино возмущение он кивает и обещает все уладить с нашим такси. И действительно – достает телефон, бумажник, и через пару минут водитель такси без споров сам помогает Маше отнести и загрузить вещи в грузовичок. При этом несет бережно и даже пару раз поднимается в квартиру, чтобы помочь с особо тяжелыми сумками.
Еще через десять минут с другой стороны двора подъезжает скорая‑реанимация. Автомобиль новый, аж блестит, на боку эмблема частной клиники, самой дорогой в городе. Двое врачей перекидываются с мужчиной парой фраз и идут к красному внедорожнику.
Я понимаю, что зрелище сейчас будет очень плохое, и закрываю головку девоки ладонями.
Распахивают водительскую дверь, и им на руки выпадает молодая женщина. Да, Маша права – или пьяна, или что похуже. Лоб разбит, кисть руки распухла.
От холодного воздуха дамочка приходит в себя, пытается встать на ноги, обводит всех мутным взглядом и почему‑то смотрит прямо на меня. Презрительно выплевывает:
– А, нашел себе шлюшку… И ребенка подговорил. Всех купил, сукин сын!
Оборачивается на мужчину, который, скрестив руки на груди, наблюдает за ней, и говорит с омерзением:
– Я у тебя все отберу! И Миру тоже! Пусть знает, на кого ты меня променял… На кого ты променял ее мать!
– Оксана, ты не в себе. Сейчас поедешь в клинику. Ты влетела в аварию. И чуть не убила ребенка.
– А на меня тебе наплевать, Костя! И всегда было наплевать! Я хоть убейся! Только Мира! Только ты сам!
– Уже да, – от этих слов веет безнадегой и усталостью. Такой, когда все перепробовал и больше не видишь вариантов.
– Я никуда не поеду! – женщина убирает с лица прилипшие к ссадине белые пряди, размазывая кровь. – Мы с Мирой уезжаем! Я…
Но тут один из докторов делает шаг вперед и прижимает к запястью женщины инъектор. Перехватывает под грудь, фиксируя, гася попытки вырваться, и ждет, пока она уснет. Женщина слабеет, речь становится несвязной, и в итоге она тяжело оседает на руки врачей.
– Сколько она была без сознания? – спрашивает второй врач. – До нашего приезда.
– Пару часов. В этот раз все как‑то вышло из‑под контроля.
– Ей нужна очистка и терапия. Если меня не подводит опыт – это была передозировка. Просто молодой организм, справился. Вам позвонят из клиники, дадут отчет. Только поставьте подпись как опекун.
Мужчина, которого неадекватная женщина назвала Костей, кивает. Быстро расписывается в документах.
– Девочке нужна помощь? – врач указывает на ребенка, который все реже взрыдывает мне в куртку.
– Нет. Автокресло уберегло, слава богу. Дальше я сам, спасибо.
Я понимаю, что нужно как‑то уговорить ребенка меня отпустить. Я трогаю ее за руки – осторожно. Ручки ледяные, и вместо того, чтобы отодвинуться, я засовываю детские ладошки себе в рукава и пытаюсь их согреть.
– О, кажется, тебя просто так не отпустят, – Маша задумчиво оценивает происходящее и решительно направляется к этому Константину. Тихо с ним говорит, многозначительно поглядывая на меня.
У ребенка истерика переходит в икоту, и это нехорошо. Совсем нехорошо. Я осторожно поднимаю девочку на руки – она весит порядочно, но я вполне в силах удержать. И ласково говорю:
– Давай я отнесу тебя к папе. Смотри, как он переживает. Ладно?
Но ребенок мотает головой и только сильнее вжимается лицом в мою куртку.
– Нет! Не хочу к нему. Он маму обижает. Хочу с тобой!
– Да почему со мной‑то, я же чужая тетя, – бормочу, а сама почему‑то не выпускаю девочку из объятий.
– Не чужая! Пушик тебя выбрал, а еще у него ухо, – всхлипывает она, и рев начинается заново. – Пушик… Мама!
Я понимаю, что у ребенка такой сильный стресс, что ей необходим хоть кто‑то, кто не подведет и не отпустит. Кто‑то надежный. Поэтому держу, чуть покачиваю и глажу по спинке.
И не отпускаю.
Это ж как надо довести девочку, чтобы она к чужим людям рванула?
Наконец возвращается Машка, смотрит серьезно и говорит:
– Это – Константин Зарецкий. А это его дочка – Мира. Я документы проверила. Он действительно отец. Там…
Машка мнется и глазами показывает на скорую, которая еще не уехала.
– Супруга там. В состоянии нестояния. Вещества такие есть в природе, сама понимаешь, – Машка подбирает слова, чтобы ребенок не понял.
Зато я понимаю. Наркотики. Действительно, беда. Несчастная девочка, с такой мамой действительно рванешь куда глаза глядят.
Зарецкий. Зарецкий. Очень знакомая фамилия. Я слышала ее где‑то на работе. Точно! Он к нам приезжал, и шеф весь извелся в ожидании. Речь шла о крупной сделке для нашей фирмы по поставке канцелярии. А вот для Зарецкого это было так, обычное дело. Медиа‑магнат. Издательства, типографии. И кажется, еще сеть кофеен.
Ого, вот уж кого не ожидаешь увидеть в такой ситуации. Значит, его жена – вот эта полусумасшедшая? Не повезло. А уж как жаль девочку!
– И что делать? – спрашиваю я у Маши, расстегиваю куртку и пытаюсь хоть немного полами закрыть ребенка от холодного ветра.
– Константин очень просит тебя сесть в его машину, – Машка говорит тихо, чтобы девочка не услышала. – Отбирать ее сейчас он не рискнет – от этого будет только хуже. Сама понимаешь, ребенок в шоке. Она сначала ездила с невменяемой матерью по городу, потом попала в аварию, потом этот концерт… Константин просит тебя прокатиться к ним домой. Ненадолго.
14.
Машка прячет взгляд. Значит, лукавит.
– Что ты ему сказала? – я делаю “страшные глаза”.
– Только правду. Что твой арендодатель – козел и внезапно отказал в съеме. Выгнал из квартиры. И тебе надо пару дней на поиск нового жилья.
– Ты с ума сошла!
– Лика, у этой семьи проблемы. И если ты хоть немного поможешь их решить, то, думаю, и тебе помогут. Это же Зарецкий. Даже я знаю, кто он.
– Машка, я не могу…
– Можешь. Подумай хорошо. У тебя ведь есть ради кого несколько часов поработать няней? Верно? Да и ребенку сегодня досталось. Не дури.
Она права. Моя подруга права, и я это понимаю. Но вот так с ходу впираться в чужую жизнь? Мне очень сложно.
