Мама по контракту

Поэтому я говорю:

– Не уверена, что ты собрал все мои вещи и ничего не прикарманил. Это первое. Второе: в эту квартиру я вложила свои деньги. И я буду за нее судиться. О чем ставлю тебя в известность при свидетеле. У меня не так много наглости, чтобы утверждать, что я купила эту квартиру в одиночку. Но я буду не я, если не возьму от этого свое. Моя однушка, которую я продала и отдала тебе деньги… Сделка проходила официально. Ты это знаешь. Я докажу…

– Лика, ты про те деньги? Так ты забыла. Мы их истратили на быт. Ну еду. Куртку вон тебе купили. Мы же все это время жили как супружеская пара. Или ты будешь взыскивать с меня за купленные в магазине хлеб и масло? – он развел руками, но в голосе проскочила нервозность.

Это хорошо, значит, он не так уверен в себе. И скорее всего в его афере есть слабые места.

– Я разберусь, за что с тебя взыскать. Если надо будет – то и за хлеб. А пока я заберу свои вещи. Если ты попробуешь мне помешать, я вызову полицию.

– Лика, давай без драматичных сцен. Да, мы расходимся, но это не значит, что нельзя остаться приличными людьми. И друзьями.

Издевается, что ли? Он же знает, что все деньги я дала ему, и он со мной обсуждал, что кредит возьмет на себя, а квартира общая – просто потому что мы в браке состоим. А он забрал деньги, перетоптался с кредитами – на мамашу все записал, а кредиты взял на себя. И еще каждый месяц, сволочь, брал от меня деньги на оплату!

Я чувствую, как ногти впиваются в ладони. Нельзя. Нельзя нападать на него. Может, этого он и добивается? Чтобы я сорвалась? Так ему будет проще доказать, что его жена – чокнутая дура, и сказки про ипотеку и совместную квартиру – ее бредни.

Точно.

Меня как в холодную воду окунает.

Олег, один раз обманув, хочет проехаться на этом во второй раз. Нельзя выходить из себя. Нужно думать о ребенке. О моем ребенке.

Олег приторно улыбается и с досадой качает головой. И я понимаю, что угадала – он ждал от меня действий.

Играл на публику.

Мы ведь не одни, тут есть свидетель. И возможно, еще и видеокамера. Это вполне в стиле Олега – он предусмотрительный.

Тут подает голос Маша.

– Ну ты козел! – она припечатывает от души. Так, что обычное слово звучит омерзительно.

– Мария, давайте обойдемся без оскорблений. Не лезьте в личную жизнь вашей подруги. Только потому что у вас нет своей личной жизни.

Но Маша только повторяет:

– Вот же козел, – потом поворачивается ко мне и спрашивает: – Лика, чем тебе помочь? И да, я помню про продажу твоей однушки и буду свидетельствовать в суде. Я видела деньги, мы вместе встречали покупателя. Вызвать полицию?

– Нет. Сейчас это не поможет. Я думаю, Олег не врет. У него документы на маму хорошо оформлены, – отвечаю я. – Свои вещи я соберу сама. Нам нужна машина. Грузовое такси. И поможешь отнести сумки вниз, Маш, хорошо? И еще – держи себя в руках. Я уверена, что Олег тут и камеру установил – чтобы было видео того, как я ему выцарапываю глаза.

– Не стоит он того, – Машка зло прищуривается. – Определяйся, что нести вниз. Я найду машину.

– Дорогая, что же ты совсем сбрасываешь меня с счетов? – говорит Олег, вставая. – Я могу помочь.

Он уже понял, что я проиграла. Что он останется в нашей квартире, в которую я вложила столько сил, в которую я вложила столько денег и любви. А мне придется уйти. И наверняка завтра же он сменит замки. Чтобы бывшая коварная жена не могла пробраться в его новое любовное гнездышко. Сукин сын!

Поэтому я просто открываю чемоданы, но не разбрасываю вещи, а лишь аккуратно перебираю их, проверяю, все ли собрано.

– Украшения и золото в маленькой сумочке, в боковом кармашке, – подсказывает Олег. – Мне чужого не надо.

Еще бы, все украшения покупала я сама, у Олега нет чеков. А если бы были – наверняка бы оставил золото себе.

Пытаюсь уместить в голове, что со мною жили ради денег. Ради проданной однушки. Спали со мной в одной кровати. Занимались любовью. Гуляли. Комплименты делали.

Мечты о том, что у нас с Олегом наладится хоть что‑то, раскалываются на осколки и режут мне руки. Нет, я действительно ошиблась. Но очень давно. Когда сошлась с Олегом, а потом вышла за него замуж. Это надо же быть такой слепой дурой!

Ярость внутри плещется, но мне нельзя ее выпускать: если сейчас я наброшусь на Олега, то могу не остановиться. И тогда я рискую оказаться в отделении полиции уже в статусе обвиняемой. А это повредит мне. И самое главное – не пойдет на пользу моему ребенку. А ведь впереди еще суды. Десятки часов заседаний. Надо будет искать свидетелей. Чеки. Доказательства. Отнимать свое.

И одновременно с этим быть для ребенка правильной мамой. Есть, спать, стараться не нервничать.

Господи, да я же просто не выдержу!

Слезы подступают к горлу, но силы приходят откуда не жду. Я просто смотрю на Олега и понимаю, что та ненависть, которую испытываю, поможет мне справиться.

Я верну обратно свои деньги. Мой ребенок не будет бездомышем. У нее или у него будет хорошая квартира и своя комната. А сейчас я заберу из этого дома все, что мне может пригодиться.

Даже вилки.

Потому что это я их покупала.

Я кусаю губы почти до крови и смотрю Олегу в глаза.

Он пожимает плечами, но я успеваю увидеть его неуверенность. Он не ожидал, что я буду сопротивляться. Еще бы, несколько лет – никаких ссор и споров. Послушная корова, а не жена. Но тогда у меня не было причины бороться. А теперь есть.

Только вот Олегу я об этом не скажу.

Никогда.

 

9. Зарецкий

 

– Как забрала?! – Костя дал по тормозам, машину занесло, пришлось крутануть рулем, подрезать кого‑то и проворотом уйти на стоянку супермаркета.

Оттормозился с визгом, так что мужик, который рылся под капотом своего авто, посмотрел как на психа, но было уже пофиг.

Константин Зарецкий, владелец огромного медиахолдинга был в ярости. А еще испугался – впервые в жизни, наверное. Потому что дочь у него одна.