Маруся и близнецы

В тот вечер ору, визгу и писку было столько, сколько все эти края не видели со времен Мезозойской эры. Близнецы скатились с яблони и дали деру со двора, но это их уже не могло спасти.

 

Маруся самозабвенно рыдала, уткнувшись в подушку в своей комнате. Бабушка близнецов, гостившая в ту пору у дочери с зятем, вопила как пароходная сирена и грозилась самолично отходить внуков крапивой по тощим задницам. Лана всплескивала руками и все время извинялась перед мрачным отцом Маруси.

До того мрачным, что струхнула и сама Маруся – ей захотелось даже предупредить братцев, чтобы пару дней переночевали в шалаше в лесу.

 

Вернулись они глубокой ночью, но Герман их дождался. Он сидел в беседке в компании бутылки виски и сигары, и парни, как‑то сразу поняв, что дальше бегать бесполезно, прошли к нему и встали в дверях. Он молча мотнул головой в сторону бани.

Где и состоялся разговор.

 

Маруся вся извелась, шляясь мимо двери в баню, но подслушать так и не сумела.

Может, отец их вообще выпорол розгами? Это было интересно!

Но близнецы на следующий день ходили притихшие, хотя за завтраком на стульях не ерзали – значит, все‑таки не выпорол. Это было зря.

На все расспросы отец мрачно отвечал, что это их «мужские дела».

 

Толстую удобную ветку на яблоне спилили, подзорную трубу у близнецов отобрали – вместе с доступом к интернету. Хотя это было нелогично – там они хотя бы могли удовлетворять свое мальчишечье любопытство без домогательств к сводной сестре.

Маруся с тех пор в их присутствии ходила только в тот душ, что в доме.

 

Близнецы же выдержали несколько дней без каверз, а потом… стали пропадать целыми днями в ближайшей деревне.

– Что вы там делаете? – спросила их как‑то Маруся в один из периодов перемирия. – Там же скучно!

 

Никита с Макаром воззрились на нее, как на дуру.

 

– Кому как! – хмыкнул один.

– Там девчонки, – сболтнул второй. – Они прикольные!

– Чем прикольные?! – изумилась Маруся, вспоминая мослатых деревенских девок с облупившимися от солнца носами и исцарапанными коленками.

– Ну… – протянул Макар.

– Ну… – повторил за ним Никита.

– Чем вы занимаетесь целыми днями?

– Купаемся.

– В карты играем.

– Шишками пуляемся.

– С девчонками?! – изумилась Маруся.

– С девчонками тискаемся, – ухмыльнулся Макар.

– Они ж не только посмотреть дают! – воодушевился Никита.

– Но и потрогать.

– Не то, что ты – жадина! Могла бы по‑сестрински поделиться!

– Что от тебя – убудет? – нагло глядя на нее, подмигнул Макар.

– Придурки! – прошипела почему‑то уязвленная шестнадцатилетняя Маруся.

 

Младшие «братцы» бесили ее до белых глаз, но то, что они пялились на нее тогда не ради нее самой, что ее с легкостью заменили деревенские девчонки, довело ее до крайней точки кипения. Это было нелогично – зачем ей надо, чтобы эти тупые животные вообще думали о ней?

НО!

Но…

 

– Лана… – позвала она мачеху, которая неподалеку собирала в корзинку щедрый урожай вишни. – А как давно ты пароль от вайфая меняла? Потому что Макар сейчас чатится с кем‑то.

– Су‑у‑у‑у‑учка! – выдохнули хором оба брата и тут же схлопотали от матери по губам. Не больно, но обидно. А Маруся торжествовала.

 

Короче, похоже, что за восемь прошедших с тех пор лет, они нисколько не изменились!

Маруся бочком двигалась к дверце, поглядывая на отсутствующую крышу и гадая – откуда они на этот раз пялятся? Но больше близнецы себя ничем не выдавали. Это было странно!

Вода продолжала шуметь, и Маруся, на мгновение отняв руку от груди, завернула кран.

Прислушалась.

 

В тишине сумерек только шумели деревья, где‑то далеко лаяли собаки, смутно‑смутно доносилась музыка, да звякало что‑то за домом.

Больше ничего. Ни шепота, ни шуршания.

Неужели показалось? И этот хриплый смешок догнал ее, вырвавшись из детских воспоминаний?

 

Уверившись, что находится в безопасности, Маруся быстро метнулась к двери душа, распахнула ее, подхватила со скамейки полотенце и молниеносно завернулась в него.

И только‑только выдохнула с облегчением, как прямо над ухом раздался голос:

 

– Шашлыки будешь?

– А‑а‑а‑а‑а‑а! – завопила Маруся, разворачиваясь к Никите, который стоял, небрежно оперевшись плечом на столб, поддерживающий навес, но как‑то так ловко сливался с тенями, что его не было видно, пока он не подал голос.

– Ты чего орешь? – усмехнулся он, как и в былые времена, скользя наглым взглядом по ее длинным ногам от тонких щиколоток до самого верха стройных бедер, где край полотенца едва‑едва прикрывал ягодицы.

– Выйди! – заорала она. – Уйди! Кыш! Не подглядывай!