Медбрат

Глава 8. Хуже и быть не может…

 

Когда я проснулся, Фрэнка уже не было. Он аккуратно сложил постельное бельё и прибрал за собой крошки от сэндвича, да и мусор выбросил. Меня мучила страшная жажда, но в холодильнике, как назло, было пусто. Надев пиджак, я вышел из квартиры, спустился по лестнице и направился в сторону остановки, но заметил торчащий конверт в потчовом ящике.

 

“Дорогой Джеймс Питерсон,

Спешу сообщить, что 14 августа состоит практика в 11 часа утра. Просьба не опаздывать и не задерживаться.

С уважением,

Доктор Франклин Шепард.

PS: если задержишься, то обязательно сообщи моей медсестре по номеру…”

 

Твою мать… У меня и так голова шла ходуном, а я ещё и на практику опаздывал, в который раз. Спустя минуту я побежал, спрятав письмо за пазухой. Ветер свистел в ушах, сердце стучало, одежда развивалась на ветру. Как назло автобус ушёл пять минут назад, а следующий должен был приехать только через двадцать. Дабы сократить время, я решил идти к ближайшей остановке. Это была очень плохая идея: пробежав почти весь квартал, моя мокрая рубашка прилипала к телу, язык царапал нёбо, ботинки больно впивались в кожу. Пропустив четыре автобуса из‑за своей глупости, я решил идти к больнице пешком. Блики солнца слепили глаза, воздух был сухим, люди смотрели на меня с отвращением, видимо из‑за запаха пота. Мне на глаза попался малец, продававший лимонад за доллар. Я хотел подойти к нему и попросить кружку, но когда я проверил пустые карманы, то выругался и пошёл дальше. Как я мог забыть кошелёк?

Солнце пекло, мне ужасно хотелось пить, а сил идти оставалось всё меньше, но мои мучения подходили к концу. Узнав знаковый шпиль больницы, я вздохнул с облегчением и медленно пошёл ко входу. Даже подъём по ступенькам дался мне с большим трудом. Отстояв небольшую очередь, я отдышался и представился медсетсре.

– Доктор Шепард закончит через три часа, ожидайте. – сказала секретарша, не отрываясь от газеты.

– Мисс, я всё понимаю, но практика уже началась, так что позвольте пройти.

Я начал идти в сторону лестницы, представляя встречу с Шепардом, но медсестра схватила меня за рукав пиджака.

– Молодой человек, я же сказала: Шепард вас примет через три часа, а пока – ожидайте.

– Да Господи! Чем бы он не занимался, я должен присутствовать как лаборант. Проверьте список. Джеймс Питерсон. П‑И‑Т‑Е‑Р‑С‑О‑Н.

Стоило ли добавлять, что я – лучший студент, по мнению Шепарда? Когда она посмотрела на мою ухмылку, то всё же полезла читать архив.

– Так, Питерсон… Пи‑тер‑сон… Вот, Нашла. У вас есть какой‑нибудь документ? Подтверждение личности, водительские права, чековая книжка?

– Да конечно, одну минуту.

“И что ты собрался искать, Джимми? Свои права в забытом кошельке?” – мой внутренний голос просто насмехался надо мной.

– Если вы сейчас позовёте Шепарда, уверяю вас, он меня сразу узнает…

– Прошу, сэр, пройдите в комнату ожидания. – она повысила голос и указала рукой на соседнюю комнату.

– Да посмотри на фото в архиве! Там же моё лицо!

– Парень! Не задерживай очередь.

Сзади стоял большой боксёр с квадратной челюстью и заплывшим глазом. Его тело было покрыто синяками, особенно живот. Сдерживая злость и обиду, я прошёл в комнату ожиданий, глубоко дыша.

Сегодня что: все решили меня разыграть? В зале даже подоконники были заняты. Мигранты, футболитсы, беремменные женщины, старики, инвалиды – все, кому нужна была помощь, заполнили зал до верху. Было очень жарко, и, конечно же, все окна были закрыты. Некоторые пациенты спали на полу, пришлось аккуратно их обходить, высоко поднимая ноги. Оказавшись возле небольшой колонны, я присел и упёрся головой в стену. Эх, не помешал бы стакан прохладной воды со льдом, или, ещё лучше, банка газировки…

Стоял шум: люди переговаривались, дети кричали, кто‑то громко разговаривал по телефону, ещё эти дурацкие медсёстры, кричащие фамилии на весь зал. Через полчаса у меня начала болеть спина. На часах было почти два, но ощущалось, что я сидел здесь целую вечность. Я пробовал заговорить с другими прохожими, но люди от меня отворачивались. Все почему‑то были озабочены исключительно собой. Рядом со мной сидела беременная женщина. Её кучерявые волосы падали на грудь, на носу была небольшая родинка, острые скулы создавали впечатление “опасной женщины” из кинофильмов сороковых про детективов с кризисом среднего возраста. На ней была синяя блузка в горошек. Стоило мне спросить про срок беременности, так я тут же получил пощёчину. Непонятно за что! Я, конечно, помню о гормональном сбое во время беременности, но чтобы бить незнакомцев по лицу… Не знаю, зачем я остался. Я мог спокойно вернуться домой и ни о чём не волноваться. Однако кем я буду в глазах Шепарда, в своих глазах, если после таких мучений просто возьму и уеду? При всей ненависти к этой работе, Шепард никогда не обесценивал моих усилий. Уверен, он поймёт.

Но больше всего я боялся того, что Шепард вновь будет учить меня жизни, как и остальные учителя. Это у меня ещё с детства пошло. Меня редко вызывали к директору… как же его звали? Карпет? Клейтон? Купер? В общем, он меня заставлял слушать нудные лекции о том, как важно работать над собой. Директор был сильно заинтересован в том, чтобы учёба была увлекательной. У меня к нему не было претензий ровно до тех пор, пока он не стал заниматься мною лично. В моменты, когда успеваемость дошла до низкого уровня, он говорил с моими родителями, объяснял каждую ошибку, и даже пришёл домой в Юту, лишь бы я продолжал усердно учиться. Эта спокойная манера говорить, проникновенный взгляд, широкая улыбка как у Чеширского кота. Так и хотелось взять его за грудки и сказать “да прекрати ты весь этот цирк”. Я сэкономил огромное количество времени, если бы он просто показал мне что я сделал не так. Но нет: ему надо было всё подробно разжевать. Он за один день задавал вопросов больше, чем мама и папа за неделю. Не понимаю, почему его все так обожали. Как по мне, мужик любил лезть, куда не надо. Даже тогда, когда по нему плакали все, мне было всё равно.

Помню, как сейчас: четверг, 13‑е апреля, 1944‑й. Чем ближе я подходил к школе, тем больше замечал взрослых в траурной одежде, а когда зашёл внутрь, меня попросили пройти в спортивный зал. В центре баскетбольного поля стояла большая фотография директора с чёрной лентой в углу. Я смотрел, как зал медленно заполнялся людьми. Вскре вышел мой классный руководитель, и громко объявил о причине смерти: он утонул пьяным в бассейне после того, как узнал о выкидыше жены. В глухом зале, вовремя прощальной речи, всё время слышались всхлипывания, а я просто ждал, когда всё закончится. Портрет ещё месяц висел рядом с кубками школьной сборной. Сейчас даже как‑то стыдно стало. Да, мне не нравился его метод преподавания, но мужик был отличный, понимающий, внимательный. Да и после средней школы на моей памяти не было ни одного человека, который так же искренне интересовался мною. Многие мечтали бы о таком учителе. “Если вы сейчас меня слышите – простите.” – подумал я, когда луч солнца разбудил меня.