Миссис Крэддок. Покоритель Африки

Как‑то раз она пришла к викарию и застала там Эдварда Крэддока, который только что вернулся из короткой поездки. Раньше они знали друг друга; его отец арендовал землю у отца Берты, и Эдвард до сих пор обрабатывал тот же участок. Правда, они не виделись целых восемь лет, и сейчас Берта узнала его с большим трудом. Тем не менее Эдвард, одетый в бриджи и толстые гетры, показался ей красавцем, и она обрадовалась, когда тот подошел к ней спросить, помнит ли она его. Крэддок сел рядом, и Берта безошибочно уловила приятный дух деревенского подворья – смесь ароматов крепкого табака, скотины и лошадей. Она и сама не поняла, почему этот запах заставил сердце биться быстрее, однако с наслаждением вдыхала его, и в глазах ее сверкал огонек. Крэддок заговорил, и для слуха Берты его голос звучал будто песня. Ей очень понравились его выразительные серые глаза. У Эдварда было чисто выбритое лицо и красиво очерченный рот. Берта краснела и чувствовала себя ужасно глупо, хотя изо всех сил старалась выглядеть очаровательной. Она знала о том, как красивы ее собственные темные глаза, и не сводила их с Эдварда. Наконец он стал прощаться и пожал ей руку. Берта чрезвычайно разволновалась, ее щеки опять вспыхнули румянцем. Когда Эдвард встал и сильный запах мужчины‑фермера опять достиг ноздрей Берты, у нее закружилась голова. Хорошо, что мисс Лей не видела ее в этот момент.

Она шла домой в темноте, стараясь успокоиться. Из головы не шел Эдвард Крэддок. Берта вспоминала прошлое, перебирая в памяти эпизоды их общения в детстве. Ночью Крэддок ей приснился, во сне он ее целовал.

Берта проснулась с мыслями о Крэддоке и поняла, что не переживет, если сегодня же не увидится с ним. Сначала она думала послать ему приглашение на ленч или чай, но не решилась; кроме того, ей пока что не хотелось показывать Эдварда тетушке. Внезапно ее осенило: ферма! Она пойдет туда, это ведь ее земля. Бог любви явил благосклонность: в поле Берта разглядела Крэддока, занятого каким‑то делом. Увидев его, она затрепетала, сердце забилось часто‑часто. Когда же Эдвард заметил ее и двинулся навстречу, она покраснела, затем побледнела, тем самым выдав себя с головой. Крэддок, непринужденной походкой приблизившийся к изгороди, показался ей невероятно красивым. Более всего на Берту произвела впечатление его мужественность – поистине Эдвард был силен, как Геркулес. Она с трудом скрывала свое восхищение.

– Ах, я не знала, что это ваша ферма, – сказала она, пожимая его руку. – Просто шла куда глаза глядят.

– Идемте, мисс Берта, я покажу вам хозяйство.

Крэддок открыл калитку и провел ее в сарай, где стояли повозки, заодно указав на пару крепких лошадей, на которых вспахивали соседнее поле. Он также показал Берте коров и согнал в кучу свиней, чтобы похвалиться их отличным здоровьем; дал кусочек сахара, которым она угостила коня; сводил в хлев и рассказал о тонкостях разведения овец. Берта внимала ему, словно зачарованная. Когда Крэддок с гордостью продемонстрировал сельскохозяйственные машины и объяснил, как используется ворошилка и сколько стоит жатка, Берта решила, что никогда в жизни не слышала ничего более захватывающего. Больше всего, однако, ей не терпелось посмотреть жилище Эдварда.

– Не нальете мне стакан воды? – попросила она. – Ужасно хочется пить.

– Ну конечно, заходите, – пригласил Крэддок, распахивая дверь.

Берта вошла в небольшую комнату, пол в которой был застелен клеенкой. Посередине располагался стол, накрытый красной скатертью из набивной ткани; стулья и диван, обитые старой, потрескавшейся кожей, стояли почти вплотную друг к другу. На каминной полке, помимо трубок и банок для табака, были расставлены пестрые фарфоровые вазы с камышами, а в центре – часы на мраморной подставке.

– Какая прелесть! – воскликнула Берта. – Вам, должно быть, здесь очень одиноко?

– Что вы! Меня почти не бывает дома. Хотите молока? Молоко полезнее воды.

Берта увидела на столе салфетку, кувшин с пивом, хлеб и сыр.

– Вы собирались завтракать? – спросила она. – Простите, что помешала.

– Ничего страшного, просто в одиннадцать часов я обычно перекусываю.

– Можно и мне с вами? – загорелась Берта. – Я проголодалась как волк, к тому же обожаю хлеб с сыром.

Они уселись друг напротив друга, находя эту неожиданную трапезу очень забавной. Хлеб, нарезанный толстыми ломтями, был необычайно вкусным, ну а пиво, конечно, казалось слаще нектара. Немного спустя Берту охватило опасение, что Крэддок может посчитать ее чудачкой.

– По‑вашему, с моей стороны нелепо вот так прийти к вам и напроситься на угощение?

– Наоборот, это очень мило! Мистер Лей часто заглядывал к моему отцу и запросто садился с ним за стол.

– Вот как? – удивилась Берта. Разумеется, это обстоятельство делало ее поступок совершенно естественным. – Теперь мне пора идти. Ох, и рассердится тетя Полли!

Крэддок уговорил ее взять цветы и торопливо срезал несколько георгин. Берта приняла букет со смущенной благодарностью, и когда на прощание они обменялись рукопожатием, у нее почему‑то опять заколотилось сердце.

Мисс Лей поинтересовалась, откуда цветы.

– Да так, – небрежно ответила Берта, – встретила одного из арендаторов, он мне их и дал.

– Хм‑мм, – промурлыкала мисс Лей. – Лучше бы они вовремя вносили арендную плату.

Когда тетя покинула гостиную, Берта растроганно посмотрела на скромный букет и коротко рассмеялась. «Нет смысла себя обманывать, – подумала она. – Кажется, я влюблена». Она поцеловала георгины и почувствовала, что очень довольна.

Она действительно не на шутку влюбилась, поскольку к вечеру решила во что бы то ни стало выйти замуж за Эдварда Крэддока. Времени Берта не теряла: прошло меньше месяца, а свадьба была уже не за горами.

 

Мисс Лей презирала любые проявления чувств. Рождество, когда сосед прижимал соседа к груди и рассыпался перед ним в глупых сентиментах, внушало ей такое отвращение, что она взяла привычку уезжать на это время куда‑нибудь на континент, туда, где никого не знала и могла избежать чрезмерно слащавых людских эмоций, праздничных поздравлений и общего умильного настроя. Даже летом вид остролиста заставлял ее брезгливо морщиться; мисс Лей тут же вспоминала праздничное убранство в домах с достатком, ветки омелы на газовых канделябрах и глупых стариков, которым нравится целовать незнакомых женщин. Ее радовало, что у Берты хватило ума не принимать бурных изъявлений радости от слуг и обедневших арендаторов, которых доктор Рамзи специально хотел собрать по случаю совершеннолетия хозяйки Корт‑Лейз. Мисс Лей допускала, что торжества, достойные этого повода – бесконечные рукопожатия, шумное веселье и назойливая общительность английских селян, – могут превзойти даже мишурную безвкусицу Святок. По счастью, Берта, как и мисс Лей, терпеть не могла подобные празднества и уведомила всех, о ком шла речь, что они крайне обяжут ее, если оставят без внимания событие, которое лично для нее не представляет особой важности.

И все же полностью сдержать рвение опекуна не удалось. Доктор Рамзи обладал чисто английской убежденностью в отношении надлежащего порядка вещей. Он настоял на том, чтобы официально встретиться с Бертой, принести свои поздравления, благословить новорожденную и произнести наставительную речь.

Когда Берта спустилась вниз, тетушка уже завтракала. Ее завтрак очень по‑женски состоял из крохотного кусочка ветчины и ломтика поджаренного хлеба. Мисс Лей изрядно нервничала; причиной беспокойства был день рождения племянницы.