Младший брат Ан Ли Тэун

Бёль сравнила два снимка и нахмурилась. Пригляделась: он изменил разрез глаз. Мысленно надела маску на молодого Раона и по спине пробежала дрожь: с экрана на нее смотрел инкуб. Сердце ухнуло вниз, чтобы в следующее мгновение прыгнуть вверх и заколотиться где‑то в горле.

На лестнице послышались шаги и голос матери.

«Растяпа, не закрыла дверь». Бёль схватила ноутбук и бросилась в ванную.

– Я в душе, – крикнула она, подпирая дверь с другой стороны, пока лейка поливала пустую кабинку. – Ты что‑то хотела?

– Оставлю тебе еду на столе.

Дверь хлопнула. Бёль опустилась на пол и начала просматривать каждый сайт, где упоминалось имя Раона.

Глобальная сеть Интернет подтвердила, что корейский актер Хан Раон отсутствовал в общественной жизни в течение восьми месяцев. И в тот же период времени воображение женщин, и ее в том числе, потряс появившийся из ниоткуда инкуб, которого за считанные недели разрекламировали сверх всякой меры, набили баснословную цену, а затем пустили с молотка.

У молодого актера была татуирована вся грудь. Инкуб не снимал с себя жилетку, скрывавшую верхнюю часть тела по самую шею. В последних фильмах на Хан Раоне не было ни следа прежних рисунков. Они исчезли за период его отсутствия. Как и изменилось его лицо. Его вывезли в Россию, за ним уехали Тэун и Тэмин. Может, спросить у них прямо?

«Что же с вами произошло, оппа?»

Бёль набрала в поисковике «инкуб», экран запестрел порносайтами. Ролики она смотреть не стала, инкуба в чем мать родила не видел только слепой.

Бёль покраснела, вспомнив, как прижималась к спине Хан Раона. И ей стало очень стыдно за просмотр видео в его исполнении. Страшно подумать, что с ним делали перед тем, как снимать в постели, ведь он не производил впечатление распущенного ловеласа, у него была любимая девушка, и он совершенно не желал заниматься тем, чем занимался.

Бёль перешла сразу к комментариям, надеясь найти что‑то более конкретное об инкубе, хотя была почти уверена, что он и Хан Раон – один и тот же человек.

А это означает, что Чан Ди – его дочь. Поэтому они так похожи, поэтому они тянутся друг к другу, как два магнита. И изумительный голос ей достался от отца, как и пронзительный взгляд.

Бёль очнулась от громкого стука в дверь. Неизвестно сколько времени она смотрит на фотографию господина Хана и давится слезами, скорее всего, довольно долго, если мама и отца успела привести в ее спальню.

– Я уснула в душе, уже выхожу, и я не одета.

Бёль выпалила все на одном дыхании, пока очередной спазм не сжал горло. «Хан Раон. Оппа, вот как тебя зовут». Молчаливые слезы опять потекли по щекам, собрались на кончике носа, чтобы стечь вниз, по шее под свитер, размыли до неузнаваемости очертания вещей. Она закусила губу, чтобы не дать вырваться ни одному звуку из искривленного рта. Только после того, как закрылась в душе и прижалась к нагретой стене, дала волю эмоциям, ее горький плачь заглушили звуки льющейся воды.

 

7

 

Богдан возвращался домой, когда за поворотом, на узкой улице путь ему преградил серый автомобиль, который еще не успел остановиться, а задние двери уже распахнулись с обеих сторон и из салона выскочили двое. Третий мужчина открыл дверь, но выходить не спешил, только пристально смотрел в лобовое стекло машины напротив. Богдан сжал руль сильнее, испытывая дурное предчувствие, что приехали именно за ним.

Прошло две недели с того дня, как Лиен Морозова напомнила ему о давних событиях, участием в которых он совсем не гордился. Если бы его жена узнала, каким образом он заработал начальный капитал для открытия собственного бизнеса, она бы его бросила. Мальчик по вызову – другого названия для своей профессии он придумать не смог.

После монолога Лиен он немного поволновался, и вскоре забыл. Как оказалось, зря, госпожа заказчик была права, что‑то начало происходить, и о нем вспомнили.

«Неужели это были совсем не услуги по экскорту для женщин? И что я мог натворить?»

Богдан достал телефон, краем глаза следя за приближающейся парочкой, и нашел номер Артема, своего заместителя и друга, в этот момент по крыше постучал один из парней, в армейских штанах, свободной куртке и шапке, натянутой почти на глаза. Жестом показал опустить стекло и Богдан, незаметно скинув трубку на пол, сделал, как ему велели.

– Богдан Степанович? – он кивнул, стараясь не показать страха. – С вами хотят поговорить. Автомобиль можете оставить здесь, вас привезут обратно.

Это была не просьба. Богдану ничего не оставалось, как выйти из своей машины на пустынную темную улицу, чтобы проследовать к автомобилю напротив. Ему открыли заднюю дверь, вежливо указали на сиденье.

– Не переживайте так, – усмехнулся качок на переднем сиденье. – Вы кстати ужинали?

Богдан посмотрел на плечи, выступающие за края кресла, и счел за лучшее соврать:

– Нет.

– Вот и отлично, шеф‑повар очень старался, останетесь довольны. Поехали.

Немного попетляв, водитель остановился то ли у ресторана, то ли у бара. Один из конвоиров вышел из машины и остался стоять на улице, здоровый мужик с переднего сиденья прошел вместе с Богданом внутрь.

Заведение на особую роскошь не претендовало, но выглядело вполне прилично. Опрятные официанты бесшумно скользили по залу, негромкая музыка не заглушала разговоров, но и не позволяла расслышать беседы посетителей. Богдана провели между столиками к дальним кабинкам, отгороженным от основного зала, открыли перед ним дверь, подтолкнули в спину и оставили наедине с тем, кто уже находился внутри.

– Приятно вновь тебя видеть, Дан, – мягко произнес Хэнсин. Он и раньше говорил на русском хорошо, а по прошествии пятнадцати лет его речь перестала отличаться от говора любого коренного жителя Анапы. – Как поживаешь?

Богдан испугался, хотя старался скрыть тревогу. Хэнсину же это не понравилось – с чего бы ему трястись? Расстались они очень давно, мирно и по обоюдному согласию. Тогда еще молодой паренек с огромным удовольствием посещал скучающих дам и получал дорогие подарки за свои услуги помимо оговоренных денежных сумм. Потом встретил кого‑то, решил влюбиться и сообщил о своем уходе. Так как он был обычным экскортником и участия в основной деятельности по извлечению и передаче информации не принимал, даже представления не имел об этом, Хэнсин его отпустил.

Так откуда сейчас эта паника в глазах, будто знает то, чего знать не должен.

– Э…

– Господин, – подсказал Хэнсин.

– Господин. – Богдан почувствовал себя прислугой и чуть не испросил позволения сесть. – Не думал, что вы еще помните меня.

Хэнсин усмехнулся, поставил рядом две чайные чашки и устроил целое представление из разливания чая из заварника. Богдан уже был ни жив ни мертв к тому моменту, когда наполненная чашка оказалась перед ним.