Мёртвые люди – уже не люди

Амелия продолжала сниться детективу: приоткрыв рот, «утопленница» выпустила несколько пузырьков и что‑то произнесла, но он никак не мог различить сказанных слов и заметался по подушке. Настоящий кошмар. Мужчина горел, его колотила дрожь. Он пытался прочитать по губам слова девушки, но та вдруг растворилась в воде, точно состояла из сахара, и он наконец проснулся. К жизни детектива вернуло утро.

 

***

 

– Моро, взгляни: Жозефина на прощание срывает розу и дарит Александру I со словами: «Возьмите на память о Мальмезоне». И вот ещё: Александр I долгие годы хранил воспоминания о розе и прощальных словах императрицы. А после того как в 1825 году трон от Александра I перешёл к младшему брату Николаю Павловичу, принцесса Шарлотта Прусская, жена Николая I, упоминала среди любимых цветов и белую розу. Ещё будучи принцессой, она получала от Николая букеты из атласно‑белых роз (aud Malmeison). А в юности Шарлотту называли «белым цветком» – Бланшефлёр.

– Бланшефлёр… – повторил задумчиво сонный Фингел. – Откуда это?

– Это имя героини средневекового романа «Floire et Blancheflor» («Флуар и Бланшефлор») … Бла‑бла‑бла… Тут дальше ещё идёт упоминание о празднике Белой Розы – Fest der Weißen Rose. Иногда праздник называли «Волшебство Белой Розы» – Der Zauber der weißen Rose, – с диким акцентом прочитал Лэйн. – Он изображён на картинах художника Адольфа фон Менцеля и упоминается в других…

– А о чём именно идёт речь в романе «Флуар и Бланшефлор»? – мистера Фингела явно заинтересовало услышанное.

– Не так быстро. Надо же изучить, – Лэйн Хоггарт почесал затылок (будь там рой вшей, они бы точно отскочили, а нужно было просто сменить шампунь) и продолжил, прочитав почти идеально. – А вот здесь уже есть информация об опровержении названия любимого сорта розы Шарлотты Souvenir de la Malmeison. Якобы этот сорт был выведен лишь в 1843 году.

потому что er weißen Rose»ике»

– Дай посмотреть… – Фингел забрал у Лэйна распечатанные листки бумаги и поморгал часто глазами уже по привычке, чтобы сконцентрироваться.

Всё происходящее казалось ему чьей‑то больной фантазией, аномалией. В этот момент вошла судмедэксперт, и лицо Лэйна расплылось в трогательной улыбке. Он небрежно подкинул подруге шоколадную конфетку в золотистой обёртке, и та на лету поймала её рукой.

 

***

 

После беседы с Уильямом Юханссоном что‑то стало проясняться, но всё равно отчасти, как вкус супа со съедобными, но редкими ингредиентами.

 

Профессор был уверен, что у маньяка своя устойчивая философия, он безжалостен, непоколебим и не собирается останавливаться. В каком‑то смысле он незаметен или легко перевоплощается. Поэтому искать определённый образ пока бесполезно.

Уильям ещё раз подчеркнул, что сам маньяк определённо точно являлся или даже продолжает являться жертвой. И, скорее всего, он очень долго продумывал план, у него даже могут быть союзники или он ищет их.

«Не хватало ещё, чтобы у этого монстра появились союзники», – подумал Фингел и содрогнулся.

– Не забывайте, что этот человек может вести обычный образ жизни или даже жить в браке… но это точно организованный убийца! – профессор подвигал бровями и потрогал себя пальцами по щетине. – Жёны многих маньяков до последнего не могли поверить в виновность своих мужей.

Лэйн и Моро сидели напротив профессора. Лэйн поднял папку, открыл её, обнажив ужасающие фотоснимки, и передал мистеру Юханссону.

– Вы уверены, что наш маньяк не женщина? – весьма неожиданно спросил Лэйн.

Фингел изменился в лице и уставился на напарника. Моро попросили выйти, и он вышел, предчувствуя недоброе…

– Новая жертва – модель Иви Летиция Престон. 31 год.

– Подожди, та самая Престон?

– Да. Женщина эксцентричного актёра Роберта Клиффорда.

– Теперь дело примет широкий резонанс.

– Не то слово. В ретроспективе череда ужасных трагических событий происходила и в других городах, и о таком невозможно забыть даже спустя время.

 

ГЛАВА 4. НАДЛОМ

 

***

 

За сверкающими очертаниями ледяной горы, похожей на пирамиду, нарисовался силуэт девушки. Резкий ветер подул ей в спину, и чёрные волосы, точно их подожгли спичкой, взлетели верх и заметались в разные стороны. Моника закрыла глаза, продолжая идти. Ледяная дорога обескураживала пустотой, но она видела в ней неподражаемую красоту. На пути ей не встретилось ни единого препятствия, поэтому она могла бы долго переставлять ноги с закрытыми глазами даже в обратную сторону, защищая глаза от ветра. Красными замершими руками она сжимала воротник пальто и прикрывала голову. Непослушные волосы немного угомонились.

Единственное, о чём она мечтала, собираясь в это ледяное царство, так это оторваться от существующей реальности, убежать, чтобы ощутить себя свободной, но в окружении ледяных гор и скал ей стало, как никогда, больно, страшно и невыносимо жалко себя. И этот внутренний голос в голове, её голос, транслирующий поток бесконечных мыслей, ни на секунду не затыкался. Она хотела беспечной тишины, но была слишком зациклена, чтобы услышать её. Ей хотелось разбить голову о камень или о безмолвную скалу холодных пейзажей, чтобы этот мучивший внутренний голос навсегда замолчал или чтобы ужасные мысли вылетели из головы вместе с пронизывающим насквозь ветром и устремились в белое небо.

Девчонку обдало жаром, белоснежные виды стали грязными, она слишком замёрзла, и щёки пылали лихорадочным румянцем, как и обмякшие руки. Нужно было спешить. Через несколько минут уже начало казаться, что немеют даже кости, а «самоподнимающиеся» подошвы вообще отсутствуют.

Моника не переставая думала о матери, которая вышла из тюрьмы и продолжила издеваться над ней. Она вспоминала её вовсе не добрым словом. По её спине щемяще проползли все ноты боли до пятой кричащей октавы, и она надломилась.