На той стороне
Георгий Львович Терепов не имел дома в городе, считал это глупостью – содержать целый дом, хотя сам в нем не живёшь и не планируешь. Итак, приходилось содержать особняк на Галерной улице в Петербурге, на случай, если придется возвращаться в столицу. Искать квартиру в наем было делом обычным, конечно, и даже высшее общество не брезговало арендой, но Георгий Львович не любил суеты и волнений. А найти квартиру было делом муторным и нервным. От этого у него разыгрывался приступ подагры и тогда плохо приходилось всему семейству. Кроме того, делом нелегким было и содержание усадьбы да так, чтобы она приносила доход. Потому вешать на себя еще и дом в городе, в котором бывал от силы три‑четыре раза в год, граф считал делом пустым.
Привыкшие к размеренному деревенскому быту, где рано встают и так же рано отходят ко сну, Георгий Львович хотел было отложить все дела до завтра и лечь отдыхать. Но Порфирий, выспавшись в пролетке по пути в город и восторгающийся увиденным, упросил отца пойти гулять на площадь. Город очаровал его многообразием звуков. По улице то и дело ехали подвозы, проносились извозчики на пролетках, погоняя лошадей кнутом, слышался бесконечный гомон людских голосов – настоящая какофония. Он вертел головой из стороны в сторону, разглядывая дома, прогуливающихся дам и господ, мещанский люд, торговцев всех мастей, яркие вывески.
Чем ближе они подходили к городской площади, прозванной Красной, тем больше народу становилось на улице. Батюшка крепко держал его за руку. Так добрались они до начала ярмарки. В три ряда убегали вдаль по площади торговые ряды. Чего здесь только не было – от детских свистулек до еще пахнувших, свежей выделки кож. Венчал ярмарку огромный шатер, в котором, как догадался Порфирий, находился цирк.
– Папенька, а в том шатре цирк? – Решил убедиться мальчик, обращаясь к отцу.
– По всему выходит, что так, – подтвердил догадки сына Георгий Львович.
Они немного прошли по рядам. Отец повстречал несколько старых знакомых. Раскланивался с ними, здоровался, спрашивал, как дела. Порфирий недовольно топтался рядом. Ему это было скучно, его манил собой огромный разноцветный шатер. Оттуда периодически доносились возгласы то страха, то восхищения, которые заканчивались шумными рукоплесканиями и свистом.
Наконец, они добрались до входа в цирк. Начало смеркаться, и служители зажгли у входа газовые рожки. Рядом за стойкой стоял старик и продавал билеты.
Видя, как заинтересовал цирк мальца, Георгий Львович решил пойти ему на уступки и отвести его на выступление. Билетер выдал им контрамарки и попросил ожидать начало следующего сеанса.
Представление захватило Порфирия. Он во всё глаза смотрел на акробатов, клоунов и дрессировщиков. Но больше всего его восхитился выступлением фокусников. Он читал об этом в книгах, но даже представить себе и не мог, насколько это было удивительным. Казалось, из ниоткуда, прямо из воздуха чародей доставал цветные ленты, пластиковые цветы. А когда помощница, изящно кружась вокруг волшебника, принесла ему чёрный пустой цилиндр, у Порфирия вообще захватило дух. Он замер и ахнул, когда лицедей погрузил руку в шляпу и совершил манипуляции руками и вдруг выудил что‑то белое. Это был кролик, самый настоящий, живой кролик! В зале раздались аплодисменты.
Когда выступление закончилось, зрители столпились у входа, пытаясь выбраться из шатра. Порфирий, находясь в каком‑то очаровании, смиренно ждал очереди выйти. Как только они с отцом преодолели занавески, служившие входом в сам шатёр, снова образовался людской затор. Впереди, за чужими спинами они услышали ругань. Смуглый цыган в красном сафьяновом жилете спорил с посетителем цирка. Ни Порфирий, ни его отец не могли бы дословно сказать, о чем и был спор. Так шумела и улюлюкала толпа, подначивая участников. Они слышали только перебранку и цыганские слова, вперемешку с воплями посетителя. Образовалась толпа зевак, которые с удовольствием следили за исходом перепалки.
Вдруг Порфирий услышал какой‑то шелест сзади, обернулся и заметил мальчишку‑ цыгана. Долговязый с чёрными, всклокоченными волосами, он был едва ли старше его самого. Слух его сыграл злую шутку и Порфирий явственно увидел, как юный цыганчонок копается в ридикюле степенной матроны, которая тоже была увлечена скандалом.
Порфирий дёрнул отца за рукав и вдруг, сам от себя не ожидая, завопил, что есть мочи:
– Вор! Вор! Держите вора!
Звонкий его голос пронесся над толпой и на секунду всё звуки смолкли. Порфирий даже услышал, как шелестят листья на деревьях чуть поодаль, с краю площади. Там начинался городской сад. Ещё через секунду всё смотрели на подростка‑вора. Женщина, чей ридикюль подвергся вероломному нападению, истошно завопила. А потом начался сущий бедлам! Откуда‑то от ярмарочных рядов бежал городовой и яростно свистел в свисток, болтавшийся на верёвочке на его шее. С другой стороны, от городского сада бежали полицейские. Цыганчонок заметался, но люди окружили его плотно, пытаясь схватить. Вдруг в толпу ворвался тот самый цыган в красном жилете, что‑то крича на своём языке пацану. Тот юркнул между двух матронушек и был таков.
– Так это ж Гришка‑конокрад, – вдруг осенило какого‑то зеваку. – Он у купца Мохова позавчерась увёл за ночь двух гнедых!
Толпа гулко зашумела. Молодчики кинулись к Гришке, пытаясь скрутить. Гришка брыкался, откидывая, откидывая их, ругался на своём языке. Но подоспели полицейские, цыгана скрутили и куда‑то увели.
– Пойдёт теперь, стервец, на каторгу! – сказал кто‑то из толпы. – Сколько лошадей покрали.
Порфирия накрыл ужас. Он помнил из литературы стихотворение Лермонтова про каторжника, читал про это, но впервые в своей маленькой жизни столкнулся с тем, что кого‑то по‑настоящему могли отправить в ссылку. Толпа все еще живо обсуждала произошедшее событие, но постепенно начала расходиться. На месте, где только что толкались разгоряченные парни, Порфирий вдруг увидел какой‑то блеск. Нагнулся и поднял с затоптанной пыльной земли кольцо с темно‑красным камнем. Не зная, что делать с ним, машинально покрутил в руках.
Георгий Львович вдруг спохватился, взял Порфирия за руку и поспешил увести с площади.
– Загуляли мы с тобой, Порфиша, – болтал его всегда немногословный отец. – А между тем, давно в постель пора! Завтра день суетный, долгий, дел предстоит множество.
Мальчик поспешил за отцом. Кольцо так и осталось лежать в его маленькой сжатой в кулак ручке. Порфирий не знал, что с ним делать, поэтому просто сунул его в карман в тайне от отца.
***
Полночи мальчик не спал. Все лежал на узком диванчике, слушал басовитый храп отца и тонкое посвистывание старого Луки в углу на сундуке и всё думал, думал. Ему представлялась сырая темница и цыган в красном стеганом жилете, который громыхал кандалами. Он ходил по кругу, словно пес на привязи, и звенья толстой цепи звенели, перестукиваясь друг о друга. А потом он кидал злой взгляд на мальчика и требовал вернуть кольцо. Порфирий просыпался в холодном поту, понимал, что ему привиделся кошмар и пытался успокоиться. Минуты текли, шелестели в циферблате стрелки часов и под их мирное тиканье Порфирий, наконец, уснул.
***
