Не бесите Павлика

Девица побежала прочь на своих блестящих, словно новогодняя мишура, копытах. Неуклюже побежала, подворачивая ноги. Я стоял, продолжая наблюдать за ее побегом, гадая, когда она повалится. Десять метров, двадцать, а потом хрясь! Запуталась в своих лабутенах и рухнула на дорогу, театрально всплеснув руками.

Поморщился. Даже смотреть на это было больно. Коленки свои острые точно об асфальт ободрала. Бедолага.

Она оглянулась на меня через плечо и поползла прочь.

– Ты там как жива? – просипел сдавленно.

Получилось что‑то типа «ыыыааажжжжыаа».

Она пискнула и поползла быстрее. Точно сумасшедшая.

– Ботинки сними, бестолочь, – прошептал под нос.

Конечно, Безумная ничего не услышала, продолжала ползти.

Я вздохнул и пошел за ней следом, намереваясь помочь подняться и, наконец, нормально объясниться.

При моем приближении она замычала, плюхнулась на асфальт и начала пятиться, помогая себе локтями и пятками. Тощие загорелые коленки ободраны. Тонкая, ярко‑синяя юбка задралась, открывая обзор на черные кружева, при виде которых аж в пах кольнуло. Черт. Я в этой глуши совсем одичал, раз мимолетного взгляда на чужие трусы хватает, чтобы кровь закипела.

Безумная мой взгляд перехватила, побелела еще побольше. Попыталась поправить юбку, снова запуталась, повалилась и истошно завопила:

– Не подходи ко мне!

– Я аочою, – снова просипел я, напугав ее еще больше.

От безобидного «я хочу помочь» в моем исполнении она заверещала, а потом обмякла и, закатив глаза, повалилась навзничь.

Да ё‑моё! И что теперь делать?

Присел рядом с ней и тихо потрепал по плечу.

– Эй!

В ответ тишина. Еще потрепал, по щекам аккуратно похлопал. Девица находилась в глубокой отключке и не реагировала ни на что.

Вот только этого не хватало. Слабоумная, твою мать. Чего разоралась‑то? Вот и помогай после этого людям!

И тут я словно со стороны увидел всю картину. Лес, вечерние сумерки, никого. И тут из зарослей бородатый мужик вылезает. С бензопилой. Не говорит, только мычит. Все как в фильме ужасов. Да я бы сам обделался, окажись на ее месте. Где там у нас чокнутый мужик с пилой всех четвертовал? Надо будет опробоваться на главную роль в сиквеле.

Едва сдержал неуместный ржач. Ни черта не смешно.

Хотя нет, конечно же, смешно, но… Делать‑то что теперь прикажете? Оставить ее здесь? Сбежать, типа и не было меня тут? Так ведь мало ли что случится. Дорога абсолютно пустая, но вдруг по закону подлости кто‑то появится? И вовсе не с благими намерениями? Ножки‑то у девочки красивые, а кокетливое кружево так и притягивает взгляд, словно специально на неприличные мысли наталкивает. Кроме двуногих хищников здесь еще и настоящее зверье водится. Как‑то ночью далекий вой слышал. А один раз прямо за дверью ворчание медвежье. Нет. Нельзя Безумную бросать. Никак нельзя. Пропадет.

В машину ее затолкать и закрыть? Тоже, наверное, не стоит. Придет в себя, испугается, снова истерить начнет, куда‑нибудь побежит на своих ходулях, опять навернется.

Оставалось только одно – забрать ее собой.

Постоял над ней, макушку почесал, думая, зачем оно мне все сдалось, но делать нечего. Раз я ее до обморока довел, мне ее и спасать. С тяжким вздохом пилу повесил на плечо, девку с земли поднял – легкая, как мотылек – и поплелся обратно, недоумевая, как умудрился влезь в это «приключение».

По дороге в машину ее заглянул, чтобы убедиться в неисправности. Ношу свою бесчувственную пока на заднее сиденье примостил. Попробовал завести – машина даже не дернулась. Бензин на нуле. Что за бестолочь?! Залезла в такую глушь с пустым баком!

На приборной панели валялся новенький розовый смартфон. Конечно же, полностью разряженный. Все в лучших традициях фильмов ужасов.

М‑да. Таки придется забирать ее с собой.

Придя к такому неутешительному выводу, я выбрался из машины, достал бесчувственное тело, на всякий случай прихватил сумку, что небрежно валялась на сиденье. Дверцу запер и пошел домой – в чащу.

Ну вылитый пещерный человек, поймавший себе строптивую самку.

Самка, кстати, пахла вкусно. Легкими, явно недешевыми духами, чем‑то теплым, нежным. Точно пещерный человек. Мало что напугал и в пещеру к себе понес, так еще и обнюхал хорошенько.

Снова пробило на смех. Видели бы меня приятели. Респектабельный Павел Горлов, который обычно из деловых костюмов не вылезает семь дней в неделю, теперь продирается сквозь лесную чащу. В руках незнакомая девка, которую он успел обнюхать, по бедру бьет тяжелая бензопила. На морде борода. Почему‑то рыжая. Наверное, прабабка с викингом согрешила.

А жизнь‑то налаживается! Прав был докторишка.

***

Через полчаса вдали меж деревьев показалась неказистая избушка.

Наконец‑то! Не очень‑то удобно пробираться по лесу с такой ношей. Я ее пару раз едва не выронил, шаркнул о березу, да еще и в куст с крапивой случайно макнул. Пила оттягивала одно плечо, девица норовила сползти с другого. Приходилось ее постоянно поправлять, подкидывать, а потом и вовсе за задницу придерживать. Неандерталец хренов.

Задница, кстати, ничего. Мягонькая.

Навстречу мне выбежал серый взлохмаченный волкодав.

–– Здорово, Бродский, – прошептал едва слышно.

Пес услышал, махнул тяжелым хвостом и радостно уткнулся носом в волосы нашей гости. Понюхал, пару раз фыркнул, попытался обслюнявить.

– Да уйди ты! – зашелестел я на него.

Здоровенная собака путалась под ногами, вообразив себя маленьким уютным котом. Стоило мне отпереть скрипучий замок и распахнуть дверь, как он вперед меня ринулся внутрь, едва не свалив с ног, и тут же сунул нос в свою миску.

Жрет больше, чем я, а толку никакого. На редкость трусливое создание.

Свою вынужденную гостью я занес в маленькую комнатку и свалил на скрипучий, покореженный от старости диван. Тот протестующе крякнул, но устоял.

Девчонка плюхнулась ничком, лицом в старую твердую, как кирпич, подушку и ни на что не среагировала – лежала, не шевелясь.