Не бесите Павлика
Блин, задохнется еще на хрен, а мне потом тело закапывай. Недолго думая, повернул ее лицом вверх, уложил повыше. Юбку бесцеремонно одёрнул, чтобы труселями своими не светила. Мелкие ветки из волос повытаскивал, паутину с лица небрежно смахнул. Подумал и сложил ее тоненькие ручки на груди и залюбовался. Ресницы длинные, носик маленький, аккуратный, а губы, наоборот, сочные, пухлые. Прямо спящая красавица.
Подошел Бродский и смачно лизнул ее в щеку, оставляя слюнявый след.
– Отстань! – я оттеснил его к двери, потому что лохматый явно решил забраться на диван и пристроиться у Безумной под боком.
Он уперся, заворчал, но я силой выволок его в коридор и прикрыл дверь.
Пусть отсыпается бедная. У нее сегодня такой стресс.
А какой стресс ее ждет, когда в себя придет…
Одна, в лесу, в хижине с маньяком и его огромным псом. Представляю, что она там напридумывает. Как бы бросаться не начала. Надо все колюще‑режущее припрятать. Может, связать для надежности? С сомнение посмотрел на дверь, за которой спала гостья. Да ну, глупости какие‑то.
Надеюсь, завтра голос вернется, а то придется ей записки писать.
Блин, кому расскажи – не поверят.
Удивительно, но природная терапия оказалась эффективной. Первую неделю я матерился, бесился пуще прежнего и рвался домой. Меня просто ломало от невозможности связаться с остальными. Казалось, что весь мой бизнес развалится к чертям собачьим, и вообще без моего участия и контроля мир пойдет под откос.
Однако ничего такого не произошло. Григорий приехал через неделю с отчетом, и оказалось, что все в полном порядке. И в следующий его приезд тоже ничего не произошло. Ребята прекрасно справлялись.
Постепенно я стал расслабляться, втягиваться в лесную жизнь. Перестал психовать, беситься по каждому поводу, сон наладился и даже чувство юмора вернулось. Ситуация с непрошенной гостьей показалась мне крайне забавной.
Ухмыльнулся и пошел к печке – надо протопить немного, а то в домишке прохладно. Я‑то привык, а она ночью точно замерзнет.
Привычные вечерние дела выполнял с оглядкой: все прислушивался, не пришла ли в себя впечатлительная дама. Но она крепко так отрубилась. Я даже переживать начал. Поздно вечером, подсвечивая себе путь тусклым фонариком, заглянул в комнату, чтобы убедиться, что все в порядке, и она не окочурилась. Выяснилось, что девушка попросту спит. Свернулась калачиком, ладонь под щеку подложила и тихо сопела.
В ящике нашел старый пахнувший чем‑то гаденьким плед и накрыл ее. Она во сне повозилась, не открывая глаз, натянула на себя краешек пледа и дальше спать.
Я еще немного постоял, поглядел на нее, задумчиво потирая щеку и думая о том, что мне с этим сокровищем делать. Связи с внешним миром нет. Бензина, чтобы ей в бак плеснуть – тоже. Продукты только позавчера завезли, а это значит, что Григорий еще неделю не появится. Похоже, придется нам пока вместе жить.
Не знаю, радоваться этому или печалиться. Вроде иногда хочется обмолвиться парой слов с кем‑то кроме Бродского. Тот, конечно, зверюга умная, но по‑человечески не умеет.
С другой стороны, я в эту глушь приехал, чтобы никого не видеть. И не слышать. Потому что бесили все, абсолютно. Кто тупостью, кто наглостью, кто просто своим существованием. Надеюсь, девка не из приставучих и не будет меня доставать.
Терапия терапией, но мало ли. Вдруг снова накроет?
Павлика бесить нельзя. Павлик, можно сказать, только жить начинает.
Глава 2
Сладкая дрема не желала отступать и выпускать из своих нежных объятий. Однако я просыпалась.
Потому что пахло чем‑то гадким.
Натянула на голову одеяло, пытаясь спрятаться. Вонь стала просто невыносимой.
Что за…
Подтянула к носу тряпку, которой укрывалась, и, не открывая глаз, осторожно принюхалась. Отвратительно. Будто кого‑то стошнило, а потом в эту же тряпку нагадил старый скунс. Поверх всего этого воняло псиной.
– Фу‑у‑у, – отшвырнула ее от себя и все‑таки открыла глаза.
Лучше бы не открывала. Окружающая действительность меня не порадовала. Скорее наоборот – испугала до икоты.
Комната с низким потолком, два небольших окна на разные стороны. Все вокруг дышало старостью и убогостью. Деревянный сруб почернел от времени, местами некрасиво выбивалась пакля. В углу свалена груда какого‑то барахла – старая одежда, сапоги, ватники, мешки. Из мебели лишь шифоньер древний – такой у бабушки был, пара стульев да диван, на котором я лежала. Вернее, сидела, затравленно осматриваясь по сторонам.
Как я сюда попала?!
Память услужливо подкинула радужную картинку. Лес. Дорога. Мужик. Бензопила.
Он меня похитил! Утащил в свое логово! Зачем?!
Наверное, чтобы надругаться. Конечно! Зачем еще страшному лесному бородачу могла понадобиться молодая девушка?! Надругаться, потом распилить своей чудовищной пилой и сожрать!
На спине выступил холодный пот.
Судорожно вцепилась в ворот блузки. Застегнуто. По юбку заглянула – белье на месте. На ногах туфли проклятые. Вернее, одна туфля. Вторая где‑то потерялась. В остальном вроде все в порядке. Да и по ощущениям не похоже, что меня кто‑то пользовал не по назначению.
Облегчения, однако, я не почувствовала. И что с того, что все на месте? Может, он не любит бесчувственных дев? Может, ему надо, чтобы орала, ревела и сопротивлялась.
Холодные когтистые пальцы страха сжали сердце. Я не хочу умирать! И становиться жертвой насилия тоже не собираюсь! Надо как‑то выпутываться из передряги, в которую попала по собственной тупости.
С улицы доносились размеренные удары.
Я задержала дыхание и прислушалась, пытаясь понять, что происходит за стенами моей тюрьмы. Так ничего и не поняв, аккуратно сняла единственную уцелевшую туфельку и тихо положила ее на пол, а сама на цыпочках подкралась к окну. Густой девственно чистый лес плотной стеной подступал к небольшой полянке, на которой притаилось зловещее логово маньяка‑похитителя.
С трудом перевела дыхание и подкралась ко второму окну, глянула и тут же отпрянула в сторону, потому что увидела ЕГО!
Он был в той же клетчатой рубашке, что и вчера. Рукава закатаны, открывая взору мощные предплечья, покрытые напряженными венами. Пилы нет. Зато в руках топор, которым он ловко орудовал, раскалывая большие поленья. Уверенные движения, сильные, размашистые. Хрясь! И чурбан раскололся пополам, а я едва сдержала крик, очень живо представив себя на месте несчастной деревяшки.
