Непорочное зачатие. Рассказы о жажде материнства

Я подумал о нашем сыне: толковом и смышленом, уже зарабатывающем на копирайтерской бирже по темам компьютерных игр – и не смог провести аналогию.

– На самом деле, конечно, все может обойтись, но они не решаются. Хотя ребенок был бы не просто Колманович, а по всем законам еврей, смог бы уехать в Израиль.

– Ты думаешь, в Израиле так уж хорошо? Мне кажется, народ – везде говно, если нет возможности от него не зависеть.

– Везде, говно, конечно. Но говнее, чем в России, быть не может нигде. В Израиле хотя бы нет зимы,

Я не возразил. Мне самому давно хотелось найти себя миллиардером на необитаемом острове в тропиках.

Но в последний год думалось, что неплохо иметь рядом второй остров, где жили Колмановичи.

– Но ведь есть какие‑то выходы? Искусственное осеменение или ребенок из детдома?

– Искусственного от хрен знает какого донора они не хотят. А детский дом… Это только в статейках все прекрасно и удивительно. Обретение новых родителей, до сих пор воспитание нового человека и прочая хрень. На самом деле все решает генетика. И если родители – срань и рвань, то дети вырастут точно такими же. А в детдомах контингент с соответствующей наследственностью. На нормальных людей, которые утонут или сгорят, а дети выживут, очередь расписана на десять лет вперед.

Вздох жены был искренним.

Я по‑новому подумал о Колмановичах, до этого момента казавшихся мне символом самодостаточности, проявляющейся и в том, как легко они пошли на «своп» без опасения за семью.

– И что, они никак не могут решить проблему?

Жена хотела что‑то сказать, но вытяжка трижды пропищала и выключилась, сообщая, что луковый суп настоялся.

Мы одновременно – как положено параллельно думающим супругам – встали с мест.

Она потянулась за бульонными чашками из чешского фарфора, я полез в холодильник за початой бутылкой водки «Сова».

У стола мы столкнулись.

Одной рукой я притянул жену к себе, второй взял за бюстгальтер, без которого она не могла ходить из‑за сына, в свои тринадцать лет замечающего слишком много.

Ее губы хранили вкус кофе, выпитого перед началом готовки.

– …Мама, я тоже хочу есть!

Отпустив ее, я обернулся.

Сын стоял в раскрытой двери, смотрел наивно, но требовательно.

– Коля, дай нам с папой пять минут. Я тебя позову.

Налив быстро, я выпил первую рюмку не садясь.

 

* * *

 

– Ты любишь Риту?

Ирина Колманович глядела на меня с соседней подушки.

– Очень.

Свою жену я любил больше жизни, в постели с другой женщиной это ощущалось с особой силой.

Наверное, кому угодно такие ощущения казались иррациональными, но я был именно таким человеком, испытывал именно такие эмоции.

Посмотрев на Иринину небольшую грудь, я вспомнил, при каких обстоятельствах испытал самый сильный пик любви к своей жене.

Это было шесть лет назад.

Я подарил ей на день рождения кольцо с бриллиантом – не к юбилею, а при проходной дате, не казавшейся эпохальной, потому камень выбирал не по размеру, а по своим возможностям. Размером со спичечную головку, но чистой воды и хорошо ограненный, он сверкал на ее пальце, словно лучик света в капле росы. Жене подарок страшно понравился, но носила она его всего один день, поскольку уже на следующий потеряла, стащив вместе с перчаткой и уронив в снег неизвестно где.

Я, конечно, ругался, но при этом чувствовал, что люблю ее еще больше. Люблю именно за эту потерю – люблю безумно. И если бы мне предложили половину города за возврат кольца, я перебил бы всех, не пощадив даже Колмановичей, с которыми мы еще не собирались стать свопперами. Но, конечно, все остались живы: просто я купил другое кольцо, меньшего размера и с бОльшим камнем.

– А почему ты это спрашиваешь?

– Потому что сама подумала, как сильно люблю Сергея.

– Именно сейчас?

– Именно сейчас.

Улыбнувшись, Ирина повернулась, закинула на меня ногу.

Ее колено было матовым и гладким, но у жены все‑таки оно было лучше.

– Знаешь, Саша…

Голос был мягким, как и ее кожа.

– Чем чаще мы с тобой…

Я коснулся Ирининой груди.

– Мне очень хорошо с тобой. И чем лучше, тем сильнее понимаю, как я люблю Сергея и до какое степени я счастлива с ним.

Этим утром мне в голову шло и шло все, что я узнал о Колмановичах.

Теперь я думал, что эта грудь никогда не брызнет молоком – ее уделом останутся ласки, не ведущие ни к чему существенному.

Слова о счастье казались иллюзией, питающей ее саму.

– Мне тоже с тобой хорошо.

Я нашел ее губы.

Дыхание Ирины было чистым, поцелуи – не слишком горячими, но нежными.

Ее нога лежала на моем животе.

Я опустил руку.

Бедро было прохладным, ниже оказалось тепло и влажно.

– Я там давно не брила.

Ирина по‑своему поняла мои действия.

– Так и прекрасно.

Мой палец не встречал преград.