Невинная для бандита

Холодный. Даже ледяной.

Но его кожа оказалась теплой и приятной. Хотя что я там могла успеть почувствовать.

– Завтра тебе вернут, – бросил он напоследок и покинул комнату.

Ну, вот и как его понимать?

Мороз не соврал – утром мне и правда, кроме завтрака, принесли еще и мобильный. Я так обрадовалась, что даже не сразу поела. Решила сначала все‑таки позвонить сестре.

– Сеня, привет! – недовольно ответила та после нескольких гудков.

– Фух, привет! Карин, у меня тут сплошной форс‑мажор!

– Так хорошо засаживают? – фыркнула та.

– Что? Зачем ты так… Ты деньги получила?

– Да, перевод пришел. Неплохо ты ушла с молотка.

Ее цинизм всегда меня немного коробил. Но я давно уже привыкла. Ведь он и помогал тоже – если бы не она, то вряд ли бы у нас была возможность покупать маме лекарства.

– Ты оплатила операцию? – взволнованно спросила я.

– Конечно. Что за вопросы?

– А когда проведут? А что врач сказал? Мама как себя чувствует?

– Эй, малая, остынь, – огрызнулась сестра. – Я на работе вообще‑то. Давай вечером созвонимся. Это ты там прохлаждаешься.

– Да, конечно, – спохватилась я, хотя вообще‑то я бы с большим удовольствием пошла в магазин вместо нее поработать. – Только это… Тут такое дело…

– Что еще? Говори быстрее.

– В общем, я не знаю, когда меня отпустят…

– В смысле предложили еще побыть на содержании?

– Нет, ничего такого, – смутилась я.

– То есть бесплатно трахаться, что ли, будешь? Сеня, ты совсем дура? Хотят продолжения – пусть оплачивают. Нет – так давай домой вали. Дел невпроворот. И кто за матерью будет ухаживать?

– Карина, тут, в общем… Ты же говорила, что там только на одну ночь! – наконец озвучила я причину. – А оказалось, что нет!

– Как это нет? Что, тебя там за раз не смогли распаковать? – хохотнула она. – Все настолько заросло?

Опять этот ее юмор. Карина частенько задевала меня. Но после всегда приходила мириться. И я всегда прощала ей обидные словечки. Потому что … ну, мы ведь сестры. И ближе семьи никого нет. Значит, нужно принимать друг друга такими, как есть.

Так меня учила мама…

– Там оказались нюансы… В общем, я пока не знаю, когда меня отпустят.

– Погоди, что еще за нюансы? Тебя пытаются кинуть и заставить еще отрабатывать, или что? Или, может, ты решила соскочить, отхватив богатого хахаля?!

– Да нет же! Мужчина, который меня… забрал, сказал, что сам решит когда, ну… В общем… Когда возьмет то, что полагается по договору, – смутилась я от предмета разговора.

– Так он тебя не трахал? – искренне удивилась сестра. – Заплатил столько бабла и не тронул?

– Нет.

– Охренеть, – присвистнула она. – Ладно, держи в курсе.

– А ты позвонишь, как только маму прооперируют?

– Ага, слушай, мне бежать надо. Давай, созвонимся.

К сожалению, спросить совета у Карины я не успела. Хотя очень хотела. Просто не знала, как. Меня все эти интимные темы смущали до жути. Это она была девушкой опытной, потому и не смогла сама пойти на аукцион. И наверняка могла бы рассказать, как сделать так, чтобы все это закончилось поскорее.

Стоило только подумать о том, что Мороз сделает со мной, как становилось страшно. В теории я понимала, как и что будет происходить, но примерять это на себя не выходило.

После обеда я собиралась лечь поспать, раз уж ночью выспаться не удалось, но странный звук в коридоре заставил прислушаться. Минут пять я сидела, почти не дыша и вслушиваясь в тишину. Уже подумала, что попросту надумала сама себе, как вдруг снова услышала плач. Совершенно точно это был детский плач.

Несколько минут я стояла, раздумывая, что делать. По голосу было очень похоже на ребенка. Вот уж чего я не ожидала, так это такого! Но слушать, как надрывался малыш совсем рядом, было неимоверно сложно. И я рискнула – попробовала открыть дверь без особой надежды, но та вдруг поддалась.

Плач стал громче. Глубоко вдохнув, я все же решилась – мало ли, что случилось. Слишком уж надрывно плакал ребенок. Может, нужна была помощь…

Наверное, кто‑то бы не решился, а я… После того, как поработаешь в доме малютки, уже не сможешь спокойно реагировать на подобные звуки. Перед глазами сразу же появилась беззащитная кроха, которой была нужна помощь. Вероятно, стоило бы вспомнить предостережения хозяина дома, но в тот момент я об этом не думала – сработал инстинкт, который во мне неоднократно пытались перебороть нянечки дома малютки, где я почти целое лето работала волонтером. Я вышла из комнаты и пошла вдоль коридора на звук плача, как вдруг… Едва не закричала от неожиданности, потому что передо мной появился хозяин дома собственной персоной.

Герман…

И его взгляд был таким темным и многообещающим, что мое сердце пустилось вскачь. Между тем детский плач прекратился, и нас окутала тишина, в которой Мороз медленно направился ко мне. А я… побежала!

Развернулась и рванула к себе в комнату, молясь, чтобы тот мужчина с дикий взглядом так и остался где‑то там…

Но вот дверь медленно открылась, и в комнату вошел тот, кого я боялась до жути. Я стояла возле окна, стискивая кулаки, чтобы не выдать, как сильно у меня тряслись руки от страха. Настолько меня пугал взгляд этого холодного мужчины.

– Ты нарушила правило, Кудряшка, – произнес он низким голосом.

– Я н‑не специально, – пробормотала, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Но все было напрасно – казалось, здесь и сейчас мое сердце просто выскочит из груди.

– Я предупреждал тебя, что не потерплю неповиновения, – лениво напомнил он, медленно приближаясь ко мне.

В его движениях было столько грации, что будь ситуация не такой напряженной, я, наверное, даже залюбовалась бы. Но здесь и сейчас меня натурально трясло. Хотя мужчина еще ни разу не поднял на меня руку, не повысил голос, но я чувствовала эту давящую ауру власти, понимала, что от него не спрятаться и не скрыться.

Он подминал, угнетал и подавлял.

– Но ты все равно покинула комнату.

– Там ребенок плакал, – попыталась оправдаться я.

– Раздевайся.