Невинный трофей бандита

Я не сказала ни слова, когда он трогался с места и уезжал от назначенного места встречи. Как только мы отъехали от клуба “Жар” я начала приходить в себя, думая над сложившейся ситуацией.

Отъехав на приличное расстояние и почувствовав себя в безопасности, достала смартфон, набирая номер человека, ставшего виновником наших бед.

– Нехорошо опаздывать, Ева, – хрипло проговорил в трубку мужчина, и у меня побежали мурашки по коже от его голоса.

На заднем фоне играла музыка и доносился женский смех.

– Адам Германович, а что же вы девушку для беседы в такое место пригласили? – старалась звучать твердо. Нельзя показывать страх и растерянность этому хищнику, иначе он растерзает меня. – Хотели, чтобы я зашла и без вести пропала?

– Ну отчего же такие мысли, Ева Андреевна? Мы что, разве бандиты какие‑то? – хмыкнул он.

– А кто вы?

– Давайте обсудим это при личной встрече. Проходите, Ева, и я отвечу на ваши вопросы.

– Знаете, Адам, – опустила отчество, парируя его хамство. – Это даже как‑то низко, заманивать беззащитную девушку в одиночестве ночью в место с сомнительной репутацией. Давайте встретимся при свете дня и обсудим все наши вопросы, – казалось, что я звучала максимально твердо и решительно.

– Наши вопросы? – переспросил он и низко рассмеялся. – У тебя был шанс обсудить все “наши вопросы”, но ты решила, что умнее меня и можешь пренебрегать моим предложением, – голос стал жестким, бескомпромиссным. Сердце застучало быстрее. Похоже, я перешагнула некую черту, после которой он больше не будет играть в вежливость.

– Теперь мне нечего с тобой обсуждать. Если решишь иначе, то знаешь, где меня найти. Удачи, Ева, – сбросил вызов.

Молча смотрела в экран смартфона, не понимая, что именно сейчас произошло. Я что, только что еще сильнее разозлила этого демона? Меня охватил озноб. Вернуться? Поговорить? Нет. Возвращаться обратно нельзя. Это равносильно самоубийству. Тогда что? Ждать суда и честного правосудия? Снова всплыло мычание Насти в трубку и мерзкие смешки ее тюремщиков. Что я наделала?

“Прости меня, Зайка. Я смалодушничала и подвела тебя. Прости”, – повторяла про себя, заливаясь слезами.

 

Глава 11

 

 

С отвращением смотрела на отражение в зеркале. Мерзкая трусиха и предательница. Испугалась за собственную шкуру и бросила на произвол судьбы отца и подругу. И как ты еще после этого сможешь посмотреть им в глаза?

Уехав от клуба, и даже после разговора с Адамом, я не решилась вернуться обратно. Просто не смогла. Представила на мгновение закрытое помещение, откуда не выбраться, и этого опасного мужчину, явно злого и недружелюбного, и на меня накатила паническая атака. Проревела всю ночь в подушку, мысленно извиняясь перед папой и Настей, а к утру смирилась, что придется верить в силу адвоката и справедливости. А также проконсультироваться на тему того, как вытащить из этой передряги Зайку, не навредив ей при этом еще больше.

День пролетел как в тумане. Я ездила в изолятор, напрасно надеясь, что мне позволят увидеться с папой. Никого кроме адвоката к нему не пускали. Дела обстояли серьезнее, чем мы изначально предполагали. В документах, найденных у папы в кабинете, оказались свидетельства незаконной передачи городской собственности в частные руки. А также обнаружились странные счета с астрономическими суммами. Я не верила, что папа мог все это сделать и вести двойную жизнь. Ведь никто его не знал так, как я. Да и мама бы потеряла к нему всякое уважение, узнай, что он проворачивает незаконные дела. Но даже если на мгновение допустить, что он действительно сделал все то, в чем его обвиняют, то почему не захотел пойти навстречу Панкратову.

Во всем чувствовался подлог и рука заинтересованных лиц. Но каким образом Адаму удалось подстроить все так быстро? Значит, он уже давно готовился к этой схватке. Папа не пошел навстречу планам Панкратова, и Адам убрал его с поста мэра, а на его место встанет кто‑то более сговорчивый. И это именно то, что нужно мерзавцу. Но даже если папа уже не вернется в кресло градоначальника, то вытащить его из тюрьмы нужно любыми способами. Константин Олегович заверил, что сделает все возможное, чтобы снять обвинения, но дело серьезное и шансы крайне малы.

Разговор с ним добил меня окончательно. Я до сих пор не верила, что папа в тюрьме. Думала, это какой‑то жуткий сон, стоит открыть глаза, и все будет, как и прежде. Чтобы немного отвлечься от разрывающей сердца темы, проконсультировалась у Константина Олеговича, папиного юриста, по поводу Зайки, и спросила у него контакты человека, который сможет мне помочь вызволить её. Проблема заключалась в том, что мы не знали, где ее держали и кому именно она задолжала.

Связавшись с человеком Константина Олеговича, столкнулась с другой проблемой – деньгами. Все папины счета оказались арестованы, и я буквально осталась без средств к существованию. О возвращении в столицу на учебу не могло быть и речи. Да и какая учеба, когда вся жизнь полетела к чертям.

Пыталась дозвониться до Насти, но теперь ее номер был недоступен. Оставалось одно, поговорить с ее мамой и надеяться на то,что та в трезвом уме и сможет отыскать необходимую сумму.

– Не знаю, где эта потаскуха, – рявкнула изрядно помятая женщина, от которой несло перегаром.

– Вы не понимаете, Настя попала в беду, – попыталась открыть глаза родительнице подруги на жуткую правду, стоя на лестничной площадке обычной пятиэтажки. – Ее незаконно удерживают бандиты.

– Допрыгалась, значит, – зло хмыкнула тетя Ира.

– Как так можно! Она же ваша дочь?

До сих пор не понимала, отчего такая ненависть к собственному ребенку. Настя говорила, что мама обозлилась, когда отец ушел к другой женщине и продолжал поддерживать дочь, встречаться с ней, забирать на выходные и каникулы в другой город. И Настя была бы рада жить с папой, но мать не отпускала. А когда дядя Паша погиб, ее мама как с цепи сорвалась. Обвиняла дочь, что та испортила ей жизнь и из‑за нее она не может найти себе мужа. Постепенно начала пить, и к выпуску из школы, Настя считала дни до того момента, когда съедет в общагу.

Я знала, что после поступления в университет отношения с матерью у них совершенно испортились, и Настя даже не поддерживала связь с мамой. Но все же. Это ведь ее родная дочь! Как можно проявлять подобное равнодушие и жестокость к собственному ребенку?

– Хороша дочь, матери три месяца не звонила.

– И что? Это повод дать ей пропасть? – не отставала от нее.

– Не тебе учить меня! – с едкой ухмылкой проговорила тётя Ира. – Дочь вора – сама воровка!

– Папа ничего не крал, – почувствовала, как от этого мерзкого обвинения засосало под ложечкой.

– Все они ничего не крали, – фыркнула она. – Шла бы ты отсюда, Ева, – начала закрывать дверь прямо перед моим носом.

– А как же Настя, – кричала женщине, но в ответ мне был звук поворачивающегося замка в двери.