Невинный трофей бандита

Маленькая комната с небольшим угловым диваном, маленьким столиком, заставленным напитками, круглым красным пуфиком и пилоном по самому центру помещения. Звуки клуба сюда не проникали. Лишь тихая сексуальная мелодия и никакого другого шума. Что за черт? Сердце гулко стучало в груди. Подошла к панорамному зеркальному окну, выходящему на танцпол и скрывающему происходящее внутри комнаты, наконец‑то разглядев своих подружек возле бара, спокойно пьющих коктейли в мое отсутствие. Полезла в сумку, чтобы позвонить им. И только тут осознала, что бугай отобрал у меня телефон.

Кровь отхлынула от лица, и меня охватил озноб. Что, черт возьми, они хотят со мной сделать?

За спиной щелкнул замок. Вздрогнула, оборачиваясь на шум и леденея от ужаса еще больше. Тот самый мужчина, пугающий меня до дрожи, внимательно следил за мной, засунув руки в карманы брюк. При красном освещении комнаты он походил на самого дьявола, и меня накрыло паникой.

– Вот мы и встретились снова, дочка мэра, – хищно улыбнулся он, надвигаясь на меня.

 

Глава 5

 

 

Казалось, сердце от страха вот‑вот проломит грудную клетку и выскочит наружу. Я понимала – бежать мне некуда. Снаружи его люди, а если буду долбиться в окно, то все равно меня никто не услышит. Внизу танцпол, кишащий несколькими сотнями людей, и никому нет дела, что происходит в этих закрытых комнатах, на самом верху клуба.

Мужчина неотрывно следил за мной, словно змей перед броском, медленно приближаясь, а я отходила в сторону от него, вокруг проклятого пилона, и боялась выпустить его из поля зрения и пропустить то, как он кинется ко мне. А я не сомневалась, именно таким будет его следующий шаг.

– Что вам нужно? – не собиралась играть в вежливость.

– Ни “здравствуй, Адам Германович", ни “давно не виделись”, а сразу хамить, – хмыкнул он, следуя за мной. – Нехорошо, Ева Андреевна, – поцокал он языком. – Плохо тебя, видимо, папа воспитал.

– Вы папу моего не трогайте. Вам до него еще расти и расти, – не собиралась выслушивать оскорбления в адрес родного человека.

– А ты меня знаешь, видимо, что делаешь такие смелые выводы? – его глаза потемнели и с губ сползла улыбка, превращая ее в настоящий оскал.

– Я вижу то, как вы действуете и как развлекаетесь, – кивнула на дверь, за которой несколько мгновений назад две девицы готовы были ублажить его прямо там, перед всеми собравшимися в комнате.

– И что же не так с тем, как я действую, и с моими развлечениями, – ухмыльнулся он, так и продолжая преследовать меня вокруг этого идиотского пьедестала с шестом.

– Вы считаете это нормально – тащить человека против его воли куда‑то? Это же натуральное похищение.

– Так если человек такой упертый, что противится разговору, – все это время держал руки в карманах брюк. Казалось, будто его все это забавляет. Да и я сама по себе его смешу. Он явно играл мной, как кот с мышкой.

– А вы попробуйте сами попросить, объяснить причины, по которым вам необходим этот разговор.

– Так вдруг мои причины не понравятся этому человеку, и все равно не захочет разговаривать, что тогда? – его взгляд бесстыдно скользил по моему телу, и мне стало еще больше не по себе.

– Просто скажите, что вам нужно, и прекратим этот цирк! – не нравились его игры.

– Тебе нужно успокоиться, расслабиться. Присаживайся, выпей, Ева, – произнес мое имя растягивая, словно смакуя.

– Я лучше пойду.

Не успела сделать шаг к двери, как мужчина очутился возле меня, отгораживая от выхода и проклятого пилона, продвигая к дивану.

– Сядь, Ева, – в голосе послышались металлические нотки, и я, следуя инстинкту самосохранения, послушно опустилась на кожаную сидушку.

Мужчина смотрел на меня сверху вниз, и у меня холодок бежал по коже. Я смотрела на темно‑синие брюки с идеальными стрелками, коричневые блестящие дорогие туфли и боялась поднять лицо вверх, но и молчаливо выполнять все, что вздумается этому самодуру, не собиралась.

– Что выпьешь? – голос твердый, не терпящий возражений.

– Я не пью с незнакомцами, – чувствовала, как медленно захлопывается капкан на моей ноге, и начинала задыхаться.

– Что. Ты. Выпьешь? – давил Адам Германович.

– Мне все равно, – начала отчаиваться.

Смотрела, как опасный брюнет наливал мне в бокал джин с тоником. Взял щипчики и кинул из ведерка со льдом несколько кубиков в напиток. А себе налил чистый виски со льдом. Протянул мне стакан, гипнотизируя взглядом, и лишь когда я забрала его, улыбнулся одним уголком губ.

Адам опустился на подставку для пилона прямо передо мной. Наши колени разделяло всего несколько сантиметров.

– Адам и Ева, – многозначительно смотрел на меня, улыбаясь. – За знакомство, Ева, – приподнял бокал, слегка стукнув о мой.

Во рту словно пустыня. Страх и неизвестность превращали меня в комок оголенных нервов. Жадно выпила половину содержимого стакана, чувствуя, как жидкость стекает по горлу и опускается по пищеводу вниз.

– А теперь я узнаю, почему оказалась тут? – осмелилась спросить.

– Все просто, Голубка, – отпил виски, слизав влажные капли с четко очерченных и немного капризных губ.

В этот момент я залюбовалась им и его суровой, жестокой красотой. Оказывается, он не так стар, как мне показалось в папином кабинете. Около тридцати, наверное. И все же, находиться рядом с ним опасно. Я чувствовала это каждой клеточкой тела, и сердце кричало о том, что это страшный, жуткий человек, и заигрывать с ним опасно. Но что от меня зависело?

– Твой отец отказывается помочь мне. А ты можешь попросить его пойти мне навстречу, – тон сменился на деловой.

– Я не вмешиваюсь в папину работу, – а вот такой поворот мне нравился еще меньше.

– Подумай, Ева. Со мной лучше дружить. Такие враги как я никому не нужны.

– Папа никогда не будет участвовать в незаконных схемах, – отставила бокал обратно на столик.

– Даже если попросит единственная дочь? – прищурился Адам. – Я ведь не обижу. Он будет щедро вознагражден.

– Единственная дочь не попросит его идти против совести.

– Совести, – хмыкнул Адам. – Совесть заканчивается там, где начинаются большие деньги.

– Это не про папу.

– Тогда, когда речь заходит о жизни или свободе, – обострились черты его лица. И теперь я увидела мужчину, не знающего отказов и компромиссов. – Рассуждения о совести перестают быть актуальными. Поразмышляй, Голубка, над моими словами, и если внезапно передумаешь, то позвони мне, – протянул пластиковую карточку.

– Этого не случится, – поднялась на ноги, игнорируя его жест.

– Сядь обратно, – сказал так, что волосы на теле встали дыбом. – Сядь, я сказал! – повторил с нажимом.