Ночь пяти псов
Семин положил палочки и поднялся. Опершись на стул, он молча смотрел на мать. Опустошенный взгляд не был взглядом ребенка. Ей не стоило этого говорить. И школа, и улица были для него не лучше зоопарка Монтесумы, и его жизнь никак нельзя было назвать жизнью обычного одиннадцатилетнего мальчика. Она страдальчески поморщилась. Говорить такое имела бы право мать, у которой рос здоровый одиннадцатилетний ребенок, не знающий ни издевательств, ни всего остального, чего большинство детей не переживают в его возрасте.
В глазах Семина вспыхнул насмешливый огонек.
– Иди делай домашнее задание.
Он неторопливо направился в свою комнату. Пак Хечжон осталась прибираться на кухне. Ставя посуду в раковину и вытирая стол, она вспоминала, как несколько дней назад предложила переехать в другое место.
Семин часто задышал и уставился на нее:
– Опять? Я не собираюсь сбегать и из этой школы.
Для Семина не существовало преград. Он не только не испытывал замешательства, когда его откровенно разглядывали, но и прямо отвечал на любопытные взгляды, так что люди первыми отводили глаза. Если не считать спорта, он стремился быть лучшим во всех предметах, будь то математика, письмо или рисование. Но от людей с внешностью Семина общество ожидает только одного: чтобы те оставались незаметными. В противном случае общество готово применить силу.
Пак Хечжон безвольно опустилась на стул. Сколько бы она ни думала, никакого другого выхода, кроме эмиграции, не находила. В Америке или во Франции белые брови и необычные глаза Семина не привлекали бы столько внимания. Но сын отказывался обсуждать даже перевод в другую школу, а уж эмиграцию и подавно. Если бы она отважилась на переезд за границу, когда он был совсем маленьким и еще не мог ей возражать! Пак Хечжон с силой скрутила кухонное полотенце, которое держала в руках.
Поднявшись со стула, она пошла в комнату сына. Семин в наушниках лежал на кровати, вытянувшись во весь рост. Он не стал притворяться, что спит. Ей было любопытно, что за музыку он слушает, и она прилегла рядом, вынула один наушник из его уха и прижала к своему. Из наушника не донеслось ни звука. Она вставила его плотнее. По‑прежнему тишина. Семин рассмеялся и показал ей язык. Она рассмеялась вслед за ним.
– Как ты думаешь, кем мне стать, когда вырасту? – повернувшись к ней, спросил Семин.
Она потрепала его по щеке:
– Ты же хотел стать политиком?
– Теперь уже не хочу. Лучше магом.
– Магом?
– Да. Как Дэвид Копперфилд. Ты ведь о нем знаешь? Он известен во всем мире.
– Кажется, видела когда‑то по телевизору.
– Что значит: «кажется»? Ты либо видела, либо нет.
– Просто это было так давно…
– Все равно не говори так. Иначе люди будут думать, что ты глупая. Поняла?
Едва сдерживая смех, она смотрела на сына.
– Поняла? – с нажимом повторил он.
– Да‑да, кажется, поняла.
– Ты нарочно!
Пак Хечжон тихонько ткнула пальцем ему в бок. От щекотки Семин свернулся в комок и захихикал. Смех сына словно проник в ее тело, разбудил задремавшие силы, наполнил любовью и радостью.
– Но знаешь… – отсмеявшись, взглянул на нее Семин.
Его глазные яблоки вдруг непроизвольно задвигались, и он тут же закрыл лицо руками, не желая, чтобы она видела его в этот момент. Заболевание, часто встречающееся у альбиносов, не обошло стороной и Семина. Повлиять на нистагм было невозможно, оставалось лишь ждать.
Почувствовав, что глаза снова в порядке, Семин вернулся к прерванной мысли:
– Может случиться так, что я не стану ни политиком, ни магом, ни кем‑то еще…
Она вопросительно на него посмотрела.
– Я хочу сказать… Возможно, я уже кое‑кем стал…
Семин словно размышлял вслух. Речь его звучала совсем не так уверенно, как обычно. Это было на него непохоже: Семин убежденно излагал даже то, в чем плохо разбирался, заставляя ее всякий раз нервничать перед их собеседниками. Она приподнялась на локте, чтобы лучше видеть сына. Его лицо было совершенно бесстрастно. По крайней мере, ей не удавалось ничего прочитать: Семин лишь несколько раз моргнул, но и все.
– Просто… Иоанн… Он мне сказал…
Иоанн? Кто это? Она впервые о нем слышала. Семин почувствовал ее недоумение.
– Так зовут мастера Квона. Это его второе имя.
Она дернулась, словно получила пощечину. Заметив ее реакцию, Семин нервно облизал губы.
– О, кто‑то пришел.
Семин сел на кровати. Пак Хечжон тоже приподнялась. Она не могла понять, действительно ли звонят в дверь, или звук доносится из телевизора. Однако сын встал и уверенно направился к входной двери. Она пошла следом. Открыв дверь, они увидели двух женщин и стоявшего чуть поодаль тощего старика в костюме. Одежда была ему велика, галстук на тонкой шее болтался, как поводок у собаки.
– Добрый вечер. Мы живем здесь неподалеку. Пришли поделиться вестью, которая наполнит радостью ваши сердца.
Женщины были в длинных юбках. Старшая, выглядевшая, по меньшей мере, на восемьдесят, одета в желтую кофту, ее более молодая спутница неопределенного возраста – в синюю. Пак Хечжон, всегда обращавшая внимание на обувь, по привычке бросила взгляд на ноги женщин. По насквозь промокшим туфлям нетрудно было понять, что их владелицы весь день ходят от двери к двери, выслушивая отказы или вовсе не получая ответа.
– Надеюсь, мы не слишком вас беспокоим… Мы хотели бы с вами поговорить, если это удобно, – робко сказала женщина в синей кофте и быстро облизнула пересохшие губы. Ее нервозность выдавала человека, который, несмотря на сотни предшествующих просьб и отказов, все еще не привык к своей роли.
– Извините, но… – начала Пак Хечжон.
– Добрый вечер. Заходите, пожалуйста, – перебил ее на полуслове Семин.
Не обращая внимания на мать, он провел гостей в квартиру. Тяжело вздохнув, Пак Хечжон присоединилась к компании.
– Могу предложить вам только кофе…
– Спасибо, сестра, но достаточно простой воды. Если вас не затруднит.
