Они уходят
– Да почитай лет сорок уже, – проскрипела бабушка и закачала седой головой.
– А Оранта с третьего этажа?
– Оранта? Она всю жизнь тут живет, с рождения! Я ее еще вот такой махонькой помню! – и бабушка ласково улыбнулась.
– У нее много подруг?
– У Оранты‑то? Все одна какая‑то ходила, да вот уж давненько не появлялась…
– Как она выглядела? – напрягся я.
– Видная такая мадам – на красной машине, одета богато… Да вот уж давно я ее не видела…
– А когда в последний раз видели?
– Да, вроде, с месяц назад. До того она каждую неделю приезжала.
– И сколько это длилось?
– Долго, сынок. Оранта еще замуж даже не вышла, а эта уже тут ошивалась.
– Мда… – почесал я затылок.
Выходило, что они и вправду были подругами или… Меня вдруг пронзила жуткая мысль, и в первые секунды мне показалось, что ответ найден, что все стало понятным и простым – и поведение обеих женщин, и отношение Али ко мне…
Я тряхнул головой и решил не торопиться с выводами до прослушивания пленки, потом наскоро поблагодарил старушку и побежал догонять Бету, отправившуюся в магазин.
Глава 8
Бета осталась у меня на ночь, и я смог уединиться только на следующий день, когда проводил ее на работу. Мне надо было успеть послушать и осмыслить ту запись, и я, наскоро проглотив чай с сыром, поставил кассету в плеер. В наушниках зазвучал сипловатый и низкий голос Оранты:
Сегодня Аля не захотела обсуждать старую тему, как ни пыталась я вывести ее на разговор. Она явно очень устает после работы и едва передвигает ноги. Пришлось просто накормить ее и уложить спать. Завтра суббота, и, надеюсь, она останется у меня. Вряд ли Тругор спохватится. У него есть с кем провести выходные.
Я похолодел, услышав эти слова, и нажал на Паузу. Так, значит, они обе знали о моих изменах. Знали и молчали. Воистину опасные женщины. Я выдохнул и снова принялся слушать.
– Выспалась?
– Кажется, да, – раздался вялый и сонный голос Алианы, и я вздрогнул, услышав его.
– Что будешь на завтрак?
– Давай как обычно. Что‑то нет у меня сегодня настроения смаковать круассаны, – и она тихо засмеялась.
– Не нравится мне твое настроение в последнее время. Тебе бы на исповедь, сто лет ведь уже там не была…
– Опять ты за свое! Давай хоть сегодня не будем мусолить старое. Уже ничего не изменить.
– А я так не считаю. Тебе пора прекратить бегать за наукой, выклянчивая гроши, и вернуться…
– … к старым добрым сказкам, ты хотела сказать! Ори, ну мы с тобой уже сотни раз это обсуждали. Тебе самой‑то не надоело? Мне так очень!
– Аля, но ведь еще три года назад…
– Да‑да, три года назад меня интересовала теодицея, это так. Но теперь уволь, я все для себя решила.
– Ты очень гордая. Поэтому у тебя все в жизни наперекосяк.
– Что именно у меня наперекосяк? У меня интересная работа, я много получаю, у меня огромный дом! Тебе такого никогда не добиться.
– Ты забросила себя. Когда ты в последний раз делала что‑нибудь ради собственного удовольствия, ради реализации своего творческого потенциала?
– А ты?
– Тебе уж, по крайней мере, известно, что я понемногу пишу в стол.
– Ну и где это? Покажи мне хоть один свой роман! Я с удовольствием прочту! – Алиана явно была сильно возбуждена, она громко говорила, звякала чашкой о блюдце, шумно втягивала в себя чай и столь же шумно жевала.
– Это не так быстро делается…
– А как? В день по строчке? Ну эдак за двадцать лет‑то можно написать хотя бы какую‑нибудь завалящую повестишку. Дай же мне ее прочесть!
– Аля, опять ты не про то…
– В последние три года ты всю меня извела своими религиозными проповедями. Может, хватит? До смерти мужа ты была вполне вменяемым человеком, что с тобой случилось? Я же предлагала оплатить услуги психотерапевта, почему ты не захотела?
– Меня спас бог…
– Опять она за свое… Дед Мороз тебя спас, а не бог!
– Аля, как же так случилось, что ты отказалась от своей единственной радости в жизни – церкви?… Я так много думала об этом, но не сумела понять причин.
– Ори, ты снова хочешь это обсудить? Доколе! – вскричала Алиана, раздался какой‑то грохот, затем сильный удар, и все стихло.
– Как же цепко ухватился за нее дьявол, что даже не позволяет ей обсуждать эти вещи с лучшей подругой, – снова раздался хриплый голос Оранты. – Но я не отдам ее в твои лапы, так и знай! Да, она поддалась этим новомодным веяниям, возомнила, что может обойтись без бога. Но только добро и зло – слишком хрупкие категории, чтобы мы могли управляться с ними самостоятельно без всемогущей помощи. Она считает, что может творить добро самостоятельно! Ха‑ха‑ха! Ни один человек не способен на такое! Только следуя воле его, можем мы преобразиться для другой жизни. И ты поймешь это, Аля! Так, пожалуй, достаточно. Ничего нового я все равно от нее не услышала, поэтому пока Стоп.
И запись оборвалась.
Я пытался собрать разрозненные мысли в одну кучу. Никогда прежде не замечал я за Алей особого религиозного рвения. Кажется, она иногда посещала церковь, и в нашей спальне даже висел крест, но она никогда не пыталась завести разговор со мной об этом. Впрочем, а о чем вообще она со мной говорила?.. Я уронил голову на руки: я знал куда больше о соседях, нежели о собственной жене.
За окном раздался грохот, и я вздрогнул, осознав, что сижу в темноте с так и не вынутыми из ушей наушниками. Небо располосовали молнии, и грохот повторился. Я подошел к окну и распахнул его настежь: дождь расходился постепенно, но уже через пару минут он хлестал по моим вытянутым ему навстречу рукам вопреки всем прогнозам о сухой и ясной погоде. Я простоял так несколько минут, пока в дом не впорхнула Бета, охнув при виде столь нелепой картины. Я опустил голову, горько усмехнулся и закрыл окно.
– Я купила лазанью! – радостно прощебетала Бета, укутывая меня полотенцем и обнимая за плечи. – Ты, наверное, смертельно проголодался.
