Оранжевая книга. Фантастический роман в звательном падеже
Чем искупит криворукий Живчик эту мерзость? Этот мост, все скалящиеся на неё зубы, сквернословие в подворотне? Уродство, бесприютность, жесткость и пустоту? Ему будет нечем искупить. Потому что райские кущи не годятся, даже если он их предоставит потом, после тления. Ведь мерзость – теперь, мерзость – настоящее. Или он и не думает искупать, ему нипочём справедливость? Живчик и есть бессмысленный великанский ребёнок, который играл, и побросал игрушки? И её забыл на этом мосту? А она по своей маленькой воле, по собственному незаметному во Вселенной почину прётся и прётся вперёд, ищет апельсинианина, которого тот же Живчик запихнул невесть куда, как нелюбимую игрушку. Только Егорушка может искупить холод и страх, стёртые ноги и отчаяние этой минуты. И всю Землю. Да каким же он должен быть несусветным!
Она расскажет ему и про этого дикого прохожего, неотличимого от вереницы других таких же. Она специально не забудет и эту ничтожную зубастую тень, эту минуту. Оранжевый выслушает своими невинными ушами, и жуть будет искуплена. Скалящегося монстра не станет, обиды не станет и всего отвратительного мира, а она, Цветка, наконец оживёт. И о Борисандревиче она расскажет Егорушке. И неживой этот человек исчезнет со свету, как только о нём услышит апельсинианин. Борисандревич будет искуплен, обратится в корявый пень на обочине Егорьевского шоссе. Потому что Оранжевый лучше мира, и одного только его существования достаточно, чтобы мир искупить.
БОРИСАНДРЕВИЧ – ОТЛИЧНИК
Цветка надавила на звонок. Она всегда звонила, прежде чем нашаривать свои ключи. Если дверь отворяешь ключом, значит, за ней – пусто. Пусть уж лучше Борисандревич, всё‑таки живая душа. Она жала и жала на кнопку. Тяжёлые старые доски дверей звенели по‑осиному. Хозяин впустит, усмехнётся и не спросит, где она шлялась, ему незачем. Он‑то знает, что инопланетянина она не найдёт. Он всё знает. Потому что понимает, что здесь не Оранжевая планета, заселённая прекрасными апельсинианами, а пустая планета Москва. Он – «реалист».
Борисандревич не отзывался. Цветка с тоскою отворила дверь, скинула пропылённые рыжие босоножки, поставила в холодильник бутыль «Кетчупа» и принялась слоняться по комнатам, беспомощная, как впервые в чужом доме. Она не могла даже подогреть чайник в одиночестве. Чайник был непосильно тяжёлым и громоздким. Чайник был ненужным. В нём не было любви.
А недавно, в детстве и в самом истоке юности, ещё существовали некоторые уютные ложбинки в мире – хотя бы рукав оранжевой куртки или изумрудный пригорок. Немного хуже она помнила – белую дюну, и совсем смутно – проточенный пружинами матрас в прогретом солнцем детдомовском сарае, где спала, пока другие играли в свои жестокие игры. Теперь нигде не стало покоя. Даже купающийся в апельсиновом солнечном соке лес – пуст. Дома не содержат больше уюта, как будто прохудились.
Бомжи почему так несчастны? Их несчастье в том, что нет для них места, где спокойно и никто не обидит. Им нужнее сказочных хором – уютная нора. Голубкина, например, думала, для Цветки есть такое место – большая квартира Борисандревича. Но его не было! Живчик преследовал Цветку повсюду, а особенно у Борисандревича, где он почти осязаемо присутствовал, поселился, как домовой.
Живчик любит, наверное, лесть. Он негодует, потому что ей не нравится на его Земле. Но он сам обделил Цветку всем, а теперь не оставил и покоя. Зачем спрятал от неё Егорушку? Почему на его Земле так пусто и не прибрано, так страшно? Как же он может требовать благодарности?!
Цветка услышала лёгкое постукивание по стеклу. Вздрогнула, оглянулась. Борисандревич глядел на неё из темноты, с балкона. С усмешкой. Она сперва смотрела растерянно – сидит там, за стеклом, и барабанит. Потом догадалась, что он заперт, подошла и повернула крепкую ручку балконной двери. Борисандревич вышел и потянулся, его кости затрещали, как дровишки в костре.
– Как я загорел, отдохнул! Жаль только, у нас на балконе цветочки не растут…
– Я не знаю, как это получилось, извините… – смутилась Цветка.
Она поняла, что днём, спеша в библиотеку, по рассеянности закрыла хозяина дома на балконе.
Жизнь его для неё неуловима, зато этот мир признаёт его живым, льнёт к нему, расстилается пред ним. Вот и балкон радушно его принял и содержал, и развлекал до её возвращения. А он, и этого нельзя не ценить, охотно делится своими приручёнными вещами. Иногда Цветке удаётся голодными глазами увидеть краешек его уютного жилого мира – его Земли. Но войти – никогда.
Он поставил чайник. Звенел, бренчал, ходил, шаркал, ударял дверями, громко сморкался, гремел водой. Вокруг него всегда шум, предметы радостно бьют в барабаны – какой у кого есть. Цветка смотрела, слушала, и как будто тоже немного участвовала в жизни Земли. Уже не металась, не переживала свою неприкаянность. На время отпустили душевные судороги – стало возможным вспомнить, что случилось, основную беду:
– Земля – клетка. И люди все – неживые… не бывает других людей. Вот что страшно – не бывает другой жизни… Некуда деться с этой Земли.
– Это ты всё про свою Оранжевую планету, которую ни за что не хочешь рисовать?
Ну зачем её рисовать? Рисунок не оживёт. Ей же нужна настоящая планета. Мечтами она сыта по горло.
– А как ты представляешь себе внеземную жизнь? – полюбопытствовал Борисандревич.
– Счастливой…
– Не знаю, насколько Оранжевая планета приспособлена для счастья, но она как раз существует. У неё есть и научное название, Цитрон, – уверенно произнес Борисандревич.
– Откуда вы знаете? – спросила Цветка, лицо её посерьёзнело, губы сжались.
– В школе проходили. Пойдём, покажу…
Он вывел Цветку на балкон.
– Видишь, сколько звёзд? А вон – планеты. Нет, я не смогу показать тебе Цитрон. Зря мы вышли на балкон. Он яркий, оранжевый, но его невозможно увидеть с Земли. Никак невозможно! Цитрон ходит по той же орбите, что Земля, но напротив, так что всегда заслонён Солнцем. При таком раскладе никакой телескоп не поможет. Он близко – и довольно велик, – но увидеть его нельзя почти никогда…
– Там нет жизни?
– Учёные предполагают, что на нём возможна жизнь, более того, формы её наиболее приближены к земным. Все условия похожи на земные – то же расстояние от солнца…
– И люди есть? – Цветка вглядывалась в его лицо.
– Пожалуй.
Она впервые пожалела о том, что в школе, вместо того чтобы учить географию, мечтала. Она впитывала утешительные слова жадно, как целебную микстуру. Ведь это говорит Борисандревич, «реалист»! Лоскут надежды с радостным треском оторвался от обыденности… Апельсин существует! И на нём могут жить апельсиниане! Егорушка, возможно, инопланетянин. Даже скорее, чем землянин. Всё сходится! Теперь всего лишь нужно ей добраться до Цитрона, либо ему спуститься на Землю…
– Ты бы посадила на балконе цветочки, а?
