Осколки разбитых иллюзий
И ноги сами понесли меня к отцу. Я побежала на крыльцо, а он, раскрыв руки, заключил меня в свои объятия. Отец пахнул воспоминаниями о моём счастливом детстве, о беззаботной юности. Его объятия означали, что я под надёжной защитой и со мной ничего плохого больше не случится.
– Папа, – произношу я тихо, прижимаясь к нему сильнее, – папочка!
– Добро пожаловать домой, дочка, – отвечает он, стиснув меня в объятиях.
Вижу, как к нам направляется мама. Она смотрит на меня с сожалением, и мои глаза начинает щипать от слёз. Оторвавшись от отца, иду к ней навстречу. Обнимаю её.
– С возвращением, – произносит она и обнимает меня в ответ. – Мы скучали.
Я чувствую её в голосе искренность, и сердце трепещет от счастья.
– Давайте пройдём в дом, – слышу голос отца за спиной и отрываюсь от матери.
Мы проходим в гостиную. Оглядываюсь вокруг – мама любит менять интерьер в доме чуть ли не каждые два‑три месяца. Но с тех пор, как я ушла, в доме ничего не изменилось. Прошло больше года, но всё было словно вчера. Не могу заставить себя посмотреть в лицо родителям. Понимаю, что мне нужно как‑то объясниться с ними. Сказать что‑то по поводу своего возвращения. Но не нахожу слов, чувствую себя неловко и скованно.
– Демир, как поездка? – спрашивает мама брата, очевидно, стараясь разрядить обстановку. – И почему с вами нет Азры? Братья с семьями приедут позже, поужинаем все вместе.
Демир вернулся из Японии два дня назад. Конечно, он удивился, застав меня у себя дома. Мы с Азрой не говорили ему о моём возвращении. Она придумала, что у неё дела и приехать к нему она не сможет, а когда они общались по видеосвязи, я старалась не попадать в объектив камеры. Мои ссадины и синяки вызвали бы вопросы у брата. А к его возвращению их уже не было. Я сообщила Демиру, что решила вернуться домой, потому что с Инглабом у нас не сложилось. Он принял это, лишь спросив, не обидел ли тот меня.
Знаю, что брат встречался и разговаривал с Инглабом, предупреждал его о том, чтобы тот не вздумал меня обижать. Я убедила его, что всё в порядке. Больше никаких вопросов он не задавал, за что я была ему безмерно благодарна.
– Поездка получилась плодотворной, все прошло, как я хотел. Азра приедет к ужину, – отвечает Демир.
Он проходит и садится на диван, включает телевизор.
– Замечательно, тогда сообщу, чтобы начали подготовку к ужину, – засуетившись, мама направляется к кухонной зоне.
– А мы с Камиллой за это время поговорим, – говорит отец, приглашая меня взглядом в свой кабинет.
Я обречённо двигаюсь за ним. Бросаю взгляд на Демира. Он подмигивает мне и произносит беззвучно губами: «Держись». Если в детстве папа звал кого‑то из нас в свой кабинет, мы между собой называли это «на ковер». Это могло означать только одно – папа недоволен нашим поведением и нам есть о чём поговорить с ним с глазу на глаз. Папа был строг, но справедлив. Он всегда выслушивал, прежде чем применить наказание.
– Рад, что ты одумалась, дочь, – начинает он, усаживаясь в своё кресло.
Я остаюсь стоять на месте. Спрятав взгляд, размышляю, что бы он сделал, расскажи я ему всю правду? Но моё воображение подводит меня. Я не знаю. Даже не имею представления. Конечно, он бы разозлился, разочаровался бы во мне. Наверное, он уже это сделал.
– Никто, кроме твоих братьев и Азры, не в курсе того, что произошло. Не знают даже и супруги братьев. Для всех ты весь этот год проходила стажировку в фирме, что сотрудничает с нашей организацией в Америке. Это впредь так и должно оставаться, ты поняла меня?
Неловко переминаясь с ноги на ногу, киваю ему в ответ. Но отец смотрит на меня в упор, ждёт моего устного ответа.
– Да, папа, я поняла.
– Хорошо. А теперь ответь: вопрос с твоим бракосочетанием с этим мальчиком можно считать закрытым?
Я вновь киваю. Чувствую, как кровь приливает к моим щекам.
– Я рад, – довольно произносит он. – Не знаю, что заставило тебя изменить решение, но это означает, что я правильно поступил, не позволив зарегистрировать этот брак.
Я понимаю, что он говорит о том, как ни в одном загсе города не приняли наше заявление. Папа признаётся, что это его рук дело. Я молчу, поджав губы. Воспоминания о том, как Инглаб настаивал на регистрации нашего брака, накатывают лавиной. Теперь становится понятно, что им двигала вовсе не порядочность.
Отец смотрит на меня, его взгляд обретает суровость, и уже строгим поучительным тоном он произносит:
– Я хочу, чтобы ты знала. Я мог заставить тебя вернуться в первый же день после того, как ты ушла. Но не сделал этого, не позволил и твоим братьям уничтожить этого проходимца. Я всегда был за то, чтобы мои дети понимали свои ошибки, а совершив их, старались исправить. Я твой отец и плохого для тебя не хочу. Если я решил, что Адэм Берк – самый подходящий муж для тебя, значит, это так. И в приоритете у меня прежде всего твоё счастье. Обещай, что больше не ослушаешься меня.
– Обещаю, папа, – произношу поспешно, надеясь, что на этом наш разговор завершится и я смогу вернуться в гостиную.
Но тут двери кабинета отца с силой распахиваются, ударяясь о стену. В комнату один за другим влетают трое моих племянников.
– Ками! – кричат они одновременно и бегут ко мне.
Чуть не сбив с ног, они повисают на мне. Увидев сыновей старшего брата впервые за долгое время, я искренне заливаюсь смехом.
– Ты вернулась!
– Ура‑а‑а!
– Почему тебя так долго не было?
– Эй, привет, парни, – приобняв их, говорю я.
Мальчишки отрываются от меня, заглядывают в лицо. Я присаживаюсь на корточки перед ними и целую каждого в щёчки. Марсель, Эмиль и маленький Мураз улыбаются и начинают наперебой рассказывать о своих приключениях.
– А черепашка, которую ты мне подарила, умерла, – говорит старший Марсель. – Подаришь новую?
– Обязательно подарю, родной, – отвечаю ему, теребя его за волосы.
– Ками, а мне тогда хомячка ещё одного, – добавляет Эмиль.
– Так‑так, а дедушку никто не хочет поприветствовать? – спрашивает отец, подходит и, взяв на руки четырёхлетнего Мураза, названного в его честь, сажает себе на плечи.
– Привет, дед, – отвечают старшие.
– Ну что, кто первый добежит до гостиной? – бросает вызов отец и с Муразом на плечах бежит вперёд.
Мы с боевым кличем бросаемся вслед за ним наперегонки. Когда оказываемся в гостиной, вижу двух старших братьев – Рустема с Левоном, их жен и детей. Мы приветствуем друг друга и обнимаемся.
– Как ты похудела! – говорит Иви, жена Левона, красивая брюнетка, на последних месяцах беременности. – Осунулась вся.
– Да‑да, Америка не пошла тебе на пользу, – соглашается с ней Мирай, жена Рустама.