«Откровения о…» Книга 4. Верность
Ходила по залу, рассматривала рисунки на стенах. Мариша тенью скользила за мной, тихонечко комментируя:
– Это Алечка рисовала… Это Илюша… Это Тамарочка…
– А ты рисуешь? – повернулась я к ней, и Мариша тут же смутилась и не ответила. Я улыбнулась. Ну конечно она рисует. – Покажешь?
– Хорошо…
Она ушла, и я осталась сама по себе. Опустилась в кресло и, нервно поглядывая на часы, принялась наблюдать.
Дети были разные, но дружные. Четырнадцать человек в зале, но не факт, что это все. Например, встречавшего нас на улице Мишки не было. Среди прочих выделялись два рыжих солнышка лет по восьми, явно близнецы – брат и сестра. Был мулат с шапкой мелких иссиня‑чёрных кучеряшек и кореянка, со следами операции по поводу заячьей губы. Две девочки‑подростка сидели чуть в стороне ото всех и, хихикая, бросали любопытные взгляды на Алекса. А он с серьёзным видом рассказывал что‑то встречавшему нас во дворе Антону. И вокруг всего этого возилась целая ватага малышни от трёх до семи лет. Мне казалось, я нахожусь в птичнике – настолько плотным и по‑детски звонким был гомон в комнате. Семейный детский дом? Очень на то похоже. И с одной стороны неожиданно, а с другой – я почему‑то даже не была удивлена. Наоборот, это очень хорошо ложилось в контекст Ленки. Интересно, среди этих деток есть её кровные?
Кстати, она что‑то долго отходит от шока. Ещё чуть‑чуть, и я сама пойду её искать.
В какой‑то момент один из пацанят забрался на стул и стянул со стола солёный огурец, за что тут же получил нагоняй от девчушки немногим старше себя:
– Андрей, мама сказала папу ждать!
Андрей добычу, естественно, не вернул, вместо этого зажал огурец в зубах и, шустро подцепив ещё и пару кружочков колбасы, тиканул из комнаты. Тут же сработал закон дурного примера, и к столу полезли ещё два пацана. Девочка упёрла руки в бока:
– Вы что, не поняли? Мама сказала, ничего не трогать! – этакая маленькая училка. Может, как раз‑таки Ленкина? – Оля, скажи им!
Одна из девчонок постарше, из тех, что хихикали, поглядывая на Алекса, хлопнула в ладоши:
– Илья, Сергей! Ну‑ка!
И они тут же сделали вид, что просто проходили мимо. В комнату заглянул Мишка:
– Отец едет!
Тут же поднялась суета – уносились игрушки, заправлялось покрывало на диване, возвращались обратно к столу стулья… Просто поразительно, насколько всё было слажено. А ведь всего два слова и никаких указаний к действию! Скорее сигнал.
Я тоже поднялась. Ленкин игнор затянулся уже больше чем на полчаса, и начинал походить на банальный бойкот. А раз так, не хотелось бы, чтобы наши тёрки помешали их нормальному семейному ужину. Нужно было попробовать поговорить сейчас.
– А мама где? – спросила я Олю.
– С Кирюшей наверное, – пожала она плечами. – Хотите, я вас отведу?
Я кивнула Алексу «сейчас приду» и пошла за девочкой в холл.
– Мама где? – спросила та пробегающего мимо пацана.
– Не знаю! – на ходу крикнул он. – А ты не видела веник? Наро‑о‑од, кто видел веник? Срочно‑о‑о!
– Леночка там, – раздался над ухом тихий голос Мариши. – Пойдёмте, я отведу?
Оля тут же исчезла, а Мариша, обойдя вокруг ёлки, заглянула в одну из дверей тут же, в холле:
– Леночка ты здесь? – и потянула меня за собой: – Заходите, не бойтесь.
Я выдохнула и зашла.
Ленка с ребёнком на руках стояла у окна и просто тупо пялилась в него. Глянула на меня мельком и тут же снова отвернулась. Но мне показалось, что глаза её были покрасневшими.
– Вот, я принесла, – сказала мне Мариша, и только сейчас я заметила в её руках альбом для рисования. Заторможено кивнула и взяла его, не спеша открывать.
– Лен, прости. Понимаю, что не должна была так делать. Просто…
– Да, шутка была дурацкая, – сухо перебила она. – И как тебе только совести хватило? – Голос её тоже изменился, как и фигура. Стал более низким, грудным. И, несмотря на с трудом сдерживаемый гнев, тёплым. – Не понимаю, на что ты вообще рассчитывала?
– Не знаю, Лен. Это… Это так просто не объяснить.
– А не надо объяснять! Это никому не интересно!
Это прозвучало как: «И чего ты вообще припёрлась?» Повисла напряжённая тишина. Я в растерянности машинально открыла в альбом.
– Это ангел, – тут же мурлыкнула Мариша. – Леночкин ангел.
Я посмотрела внимательней и, несмотря на гнетущую атмосферу, не смогла сдержать улыбку. Ленкин ангел оказался этаким здоровым мужиком, крепко стоящим на широко расставленных ногах. Нарисовано просто, очень по‑детски, но не карандашами и не фломастерами, а акварелью. Цвета полупрозрачные, чистые, отчего казалось, что и мощный ангелище этот – тоже чистый. В нём словно был какой‑то внутренний свет. Я перелистнула.
– А это Илюшин ангел…
Девочка с длинными косами и, почему‑то, в докторском халате.
– А это Тамарочкин ангел…
Лошадка с крыльями и цветами в длинной воздушной гриве.
– А это Мишуткин… А это Максимкин… Ксюшин… Антошин…
Весь альбом – ангелы, такие же разные и такие же дружные, как и жильцы этого дома.
– А твой ангел здесь есть? – спросила я, и Мариша с готовностью открыла нужную страницу.
Ну что сказать… Рисунок‑то конечно детский, но я не я, если это не Ленка! А иначе, откуда золотая коса и малыш на руках?
– Ты узнала её? – спросила вдруг Ленка. – Маришу узнала?
Я подняла голову от альбома:
– Нет… – глянула на девушку. – А должна?
– Не знаю, – пожала плечами Ленка. – Помнишь девочку‑попрошайку, которую я как‑то с улицы в технарь притащила? Вот. Это она.
У меня, кажется, челюсть отвисла, я обалдело смотрела на Маришу и не знала, как реагировать.
– Отец же тогда нагрянул неожиданно и поймал меня с поличным. Маришку забрал и увёз куда‑то… – и она вдруг замолчала, усмехнулась. – Хотя почему неожиданно, да? Да и зачем я тебе это рассказываю, ты же, наверное, лучше меня знаешь, как дело было…
Болезненная тема возникла так внезапно, что я растерялась, замямлила что‑то невнятное, и в это же мгновение распахнулась дверь:
– Папа приехал! – захлёбываясь восторгом, взвизгнула девчушка лет шести. – Папа‑а‑а… – и тут же умчалась.