Отверженные. Часть 1

Спустя некоторое время приехали милиция и скорая. Мальчику перерезали пуповину, замотали в пелёнку и тёплое одеяло.

Врач внимательно осмотрел младенца и доложил:

– Мальчик живой и здоровый. Мы понаблюдаем за ним пару дней. Если состояние будет стабильным – отправим в дом малютки. Может, кто‑то усыновит.

Мужчина, вытащивший новорожденного из мусорного бака, ещё раз посмотрел на розовое личико младенца и передал врачам свой чёрный пиджак:

– Пусть это с ним останется на память. Потом скажите, что это подарок от дяди Антона.

Антон уходил на работу с тяжёлым сердцем. Ему вслед плакал младенец, будто просился обратно в его тёплые и сильные руки.

Медики сделали всё, что было необходимо, и забрали малыша, чтобы передать в надёжные руки.

А милиция оставалась во дворе, опрашивая свидетелей происшествия.

Милиционер взял подписи у понятых и свидетелей.

– Так, дело оформили, свидетелей опросили, – отчитался он. – Мы поехали. Возможно, мамаша где‑то в соседних дворах прячется, – и уехал с напарником на поиски.

 

 

Май 1998 года. Детский дом.

 

Жизнь в детдоме имела свой колорит. Пошарпанные стены были обклеены детскими рисунками, где у сирот есть мама и папа. Детский смех постоянно наполнял коридоры, и воспитательницам приходилось повышать голос, чтобы хоть на минуту стало тише.

Вечерами сироты проводили время в игровой и занимались своими делами – шум стоял жуткий. Но всех больше буянил рыжий мальчишка, метко стреляющий из игрушечного револьвера пластмассовыми пулями. Он играл роль бандита. На нём болтался огромный чёрный пиджак, надетый поверх футболки и шорт. Выглядело это со стороны комично, но в воображении мальчишки он выглядел как настоящий криминальный авторитет.

– Ага! Бам‑бам! – крикнул Жека, опрокинув на спину нескольких мальчиков, и выстрелил в них понарошку жёлтыми шариками из пластмассового револьвера. – Ты убит!

– Ай! Женька, так нечестно! – закапризничал один из мальчишек. – Ты сильней нас! Хоть бы раз поддался!

– Быть слабаком – не мой конёк! Получай, мент хренов! – Жека ударил кулаком по голове капризу, от чего тот тут же зарыдал, как девчонка.

В этот момент в игровую комнату вошла воспитательница, забрала у Жеки револьвер и дала ему жирный подзатыльник, от которого у мальчишки заискрились искры перед глазами.

– Сколько раз тебе говорили: не бить и не драться! Какой же ты непослушный мальчик, Евгений! С таким отношением к другим тебя ждёт судьба твоей мамаши‑бомжихи, которая родила тебя в мусорном баке и бросила умирать, – громко сказала воспитательница, так, чтобы услышала вся группа.

Дети тут же начали шептаться, а одна из девочек спросила у воспитательницы:

– Это правда, Ольга Сергеевна? Женька – отброс? Сын бомжихи?

– Да, – равнодушно ответила та.

Ребята сразу начали задирать и обзывать рыжего мальчугана:

– Бомж! Отброс! Нет, лучше – мусор! Ха‑ха! – смеялись они, показывая пальцем на Жеку. – Ты – бомж! Мусор! Отброс!

Много детей участвовали в травле, и Жека еле сдерживал слёзы от обиды и горечи, но не мог. Все видели, как самый дерзкий и сильный мальчишка плачет, поэтому ребята ещё громче захохотали и продолжили травлю:

– Плакса! Маменькин сыночек! А хотя… где твоя мама? На помойке? Ха‑ха!

– Заткнитесь! Это неправда! Мама за мной скоро придёт и заберёт меня отсюда! – Жека хотел убедить всех, что воспитательница лжёт, но его никто не слушал.

– Ага! Так и поверили! Твоя мамаша, наверное, давно сдохла. Подавилась мусором с помойки и сдохла! Ха‑ха! – выдал мерзкие слова мальчишка, противный Жеке всем своим видом.

– А‑а‑а! Я вас всех ещё больше ненавижу! Идите к чёрту!

Жека от обидных слов словно сорвался с цепи и набросился на задир. Он стал яростно бить кулаками сверстников, особенно того мерзкого мальчишку – хотел вырвать ему язык. Но воспитательница грубо схватила его за рыжие волосы и заперла в шкафу своего кабинета. Он неистово стучал по дверцам, пытаясь выбраться, но они были наглухо закрыты.

– Выпустите меня! – кричал он, но его никто не слышал.

Мрачные стены шкафа сильно давили на неокрепшее сознание сироты. К этой неприятной ситуации добавлялся ядрёный запах дешёвых духов воспитательницы. В этом месте Жеке было страшно и одновременно противно – его окружали вещи женщины, которая его не любила и выливала на него всю злость.

Жека остро ощутил в тесном шкафу, что никому не нужен, и, обхватив себя руками, заплакал от одиночества.

«Я сбегу отсюда… – проскулил он. – Я им потом всем покажу! Я не сын бомжихи и не отброс… Мама? Мам?..» – Он сел на дно шкафа и уткнул рыжую голову в колени, обхватив их крепко руками. – «Где ты? Почему бросила? Почему? Когда ты придёшь? Когда?!»

Огромный пиджак стал для него шалашом для боли и слёз. Подарок дяди Антона – единственная вещь, что говорила о том, что у Жеки кто‑то есть, и он не один. В тот день он плакал сильно, навзрыд – вся его футболка была мокрой от слёз. Он жаждал ласки и любви, хотел тепла, но этого не было. Воспитательница словно специально его обижала. Не любила рыжих, потому что её ненавистный муж был рыжим.

 

– Уйди! Не могу смотреть на твою рожу! Ты – копия моего мужа! Иди прочь! – прогоняла воспитательница Жеку, а другим сиротам дарила любовь и тепло.

 

Какое это имеет отношение к ребёнку? Но поехавшим на голову взрослым незнакомо такое понятие, как принятие и терпимость друг к другу – особенно к детям. Делают из них моральных уродов сразу, как только они появляются на свет.

Вот в чём смысл жизни Жеки? Зачем его родили? Или бомжиха не знала, что в её чреве жило дитя и готовилось к появлению на свет? Тупо ела отходы и спала под деревом, словно ничего не бывало? А когда высрала Жеку – сразу бежать? Подальше от этого недоразумения?

В тот день Жека понял: он должен всегда полагаться на свои силы и доверять только себе. Никому больше. Он хотел быть ласковым и добрым, но жизнь сделала эти чувства чёрствыми и извращёнными.

Ночью он выбрался из шкафа и понял, что нужно бежать из этого гиблого места. Он собрал вещи в рюкзак, а у воспитательницы украл деньги, пока та спала в своей комнате.

Когда он был далеко от детдома, то посмотрел на него в последний раз.