Падение с небес

– Восемьсот шестнадцать, – смутилась Эмми.

– Вот… Я ждал своего первого, Нергала, всего лишь триста пятьдесят шесть, и мне тогда завидовали все мои друзья и знакомые. А ведь у человека может родиться дочь, а ее в шахту или в хлев не отправишь… Так вот, Эмми, я люблю своих детей. Всех, и самых младших в роду не меньше, чем старших. Однажды, в самом начале, увидев, каково им приходится – причем, из‑за меня в том числе, ведь это я предложил своему клану покинуть родную планету – однажды я сам целый год отработал в шахте. Ты не представляешь, Эмми, что это такое – год в шахте! – Энлиль внимательно посмотрел на нее. – Не представляешь, – он покачал головой. – Я теперь представляю. А ты знаешь, что некоторые из тех, кто работал в шахтах, умерли?

– Как это – умерли?! – с ужасом в глазах переспросила Эмми.

– Да, – мрачно кивнул он, – восемнадцать наших младших. Восемнадцать моих потомков умерли, Эмми! И я чувствую свою вину в этом. Хотя я и не виноват напрямую, у нас нет иного выбора, мы колонисты и с этим связаны подобные риски и издержки. Мы старались, как могли, облегчить их труд, они работали сменами по четыре дня в неделю, и каждый год ротация – второй год на менее тяжелой работе. Но все равно… Семнадцать из них погибли в шахтах при обрушениях, а один… просто умер, не выдержал. Ты знаешь, какая здесь тяжелая для нас атмосфера, особенно там, внизу, на равнине. Плюс тяжкий и монотонный труд, он убивает психологически. Попробуй быть приговоренной к шахте на тысячи лет… Тут и с ума сойти можно, а можно и вот так… просто умереть.

Эмми долго молчала, пытаясь осознать услышанное.

– Эмми, – продолжил Энлиль, – мы с тобой – раса бессмертных, мы единственная разумная раса в Галактике, из известных нам на данный момент. Мы можем иногда гибнуть, бывают ситуации… В конце концов, вот мой внук Нинурта – он, как и я, воин, и он всегда знал, что если вдруг однажды мы столкнемся в Галактике с противником, то он будет рисковать жизнью на фронте, а не трудиться в безопасном тылу. Но то, что происходит – это не только крайне тяжело, это еще и унизительно! Я оплакивал тех семнадцать погибших, но окончательно я для себя все понял, когда умер тот, восемнадцатый. Не погиб! А умер, Эмми!

– Ты сказал, что причина необходимости в тяжулом ручном труде – ваша малочисленность.

– Да. Высокоразвитая экономика требует высокой специализации, а для этого, даже на современном уровне развития, по‑прежнему нужны многие миллионы.

– Так почему бы вам не пригласить к себе всех желающих? Эта планета так красива… Уверена, нашлись бы миллионы тех, кто захочет здесь жить. Ты же сам приглашал нас остаться здесь, мне говорил отец.

– Ты права, пригласить можно. Но есть два «но». Вас я приглашаю, твой отец все верно тебе сказал. Такого, как твой отец, еще поискать – у нас есть инженеры, и немало, но у него совсем иной масштаб и талант. И тебя я приглашаю, и отца твоего, и весь ваш экипаж. Вы, кстати, с твоим отцом чем‑то похожи на нас – тоже, между прочим, рванули куда‑то, не зная, что тут и как вас примут даже. Может быть, и кого‑то еще приглашу потом. Но, Эмми, это я вас приглашаю, на свою планету. На свою! А если сюда приедут миллионы, другие кланы, а тем более патриархи, и привезут огромное количество техники, создав здесь полноценную промышленность – она будет уже не моя. И не наша, не нашего клана. Эмми, мы огромной ценой добыли эту планету. Мы летели почти в никуда! Всем родом! И теперь здесь все наше. Вся планета, по законам Конфедерации, наша. И все, что на ней, наше. Мы не будем просить о помощи, мы справимся сами – как мы с самого начала и хотели. И это не только мое мнение – большинство из нас так думает. И старшие, и младшие. И второе "но" – даже согласись мы на свободную иммиграцию к нам из других кланов, это все равно очень и очень длительный процесс. Да, желающие будут, романтики фронтира были во все времена, однако процесс полноценной колонизации все равно очень длительный.

Эмми долгое время задумчиво молчала, глядя в иллюминатор на проплывающий мимо пейзаж. Пес Энлиля вдруг встал, подошел к ней и, посмотрев ей в глаза, положил голову к ней на колени. Она улыбнулась, и Энлиль тоже.

– А эти двое? Мадин и Жива? Тоже ваши, они тоже ваша собственность, как и планета?

– Именно так, – серьезно кивнул Энлиль. – Ты правильно все поняла. Я не собираюсь тебе врать, Эмми. В том числе, поэтому в них есть доля генов от здешней фауны. Мы не могли просто их зачать от себя – в этом случае, они были бы наши сыновья и дочери. Но мы могли бы, полагаю, создать генетический код с нуля, по нашему усмотрению. Было бы несоизмеримо дольше и сложнее, но полагаю, мы бы справились. Однако, планета юридически наша, и все, что от нее происходит, все наше. И мы взяли, в дополнение к нашим, гены местного животного – не только ради адаптивности к здешнему климату, нет. В первую очередь для того, чтобы они принадлежали нам не только по праву создателей, но еще и по праву владельцев планеты – владельцев всего, что на ней живет. Взяли, так сказать, от планеты, от земли. От нашей планеты!

– И вы хотите, чтобы они взамен вас работали в поле и в шахтах?

– Да.

– Это нечестно.

– Почему?

– Они разумные. Я разговаривала с ними, они не животные, не фауна!

– Они разумные и подобны нам, – кивнул Энлиль. – И внешне подобны, и по разуму.

– Но тогда…

– Ты говорила, что училась в Институте Души?

– Да.

– Эмми – разум, само собой, важен. Но ты же знаешь, что любой из нас может отличаться талантами от другого. Возможно, кто‑то философ, и он умеет умно и логично рассуждать. Другой поэт – он не умеет так умно в споре, но зато его стихи, что называется, берут за душу. Третий художник. А четвертый пилот: философу он покажется глуповатым, поэту тоже – да он рифмы связать не может! А художнику он покажется мазилой, но если он их возьмет в полет – они рискуют намочить штаны! Потому что он летает так, что им страшно. Когда меня на флаере возит мой внук Нинурта – поверь, мне страшно, хотя я и сам неплохой пилот, – усмехнулся он. – С другой стороны, я понимаю, что в критической ситуации никто не вывезет меня в бою так, как он. Разум и таланты важны, но ключевой критерий – другой.

– И какой же?

– Желания. Психика. Душа. Чего твоя душа желает? Ты сама этим занимаешься в своем институте, но до сих пор у тебя не было возможности сравнить разные расы. Мы создали расу тех, кому будет хорошо и приятно заниматься цветочными клумбами, овцами и шахтами. Не потому, что кому‑то приятен тяжкий труд, нет – такой труд никому не в удовольствие. Но мы – свободные, и мы дорожим нашей свободой, и теперь нам нужны те, кому дорого иное. Кому не нужна свобода, кому нужно покровительство нас, как высших. Как высшей расы. И кому приятна будет даже простая и тяжелая работа – пусть не работа сама по себе, но в обмен на покровительство и одобрение высших. За вознаграждение, за нашу милость, за нашу власть над ними. Вот, посмотри, – он потрепал пса по холке. Тот, в ответ, благодарно и преданно посмотрел на него, а затем лизнул его руку языком. – Видишь? Разве ему в тягость его роль? Нет, он счастлив, что у него есть хозяин, он счастлив своей ролью при мне. Вот такую расу мы и вывели. Только разумную.

– То есть, как бы служебную расу?

– Именно.

– Расу рабов?