Пандемия любви. Том 3

…Зачем, интересно, мне понадобилось в театр? Ведь это ужасно глупо. Нет, не сам театр, конечно, а встречи все эти… Ясно как белый день, что подобное совершенно ни к чему. Мне никогда не были свойственны бессмысленные поступки. Я взрослая женщина и отлично умею оценивать собственные действия. Это – моя сильная сторона. Возможно, мне и не следует этого делать, ибо интерес в его глазах чересчур очевиден. Я видела это, поэтому до сих пор и не соглашалась…

 

Мои размышления прерывает телефонный звонок. На дисплее высвечивается изящная фигурка Марьяши (1), в соломенном кресле на веранде их дачи. Сейчас‑то уже глубокая осень, почти зима, середина ноября, и она находится дома, в Москве, а это фото дачное, сделанное на Николиной горе ещё летом, во время одной из наших вечеринок. Я сама сфотографировала её сидящей в кресле и улыбающейся в камеру. Она умеет замечательно улыбаться.

Марианна Поланская – моя старшая подруга, духовница и вечная советчица. Хоть разница в возрасте у нас и значительная, но я её совсем не чувствую. Познакомились мы несколько лет назад, в доме моей сводной сестры и её бывшего мужа, банкира Одинцова (2), а вот подружились не так давно, этим летом, правда, при довольно печальных обстоятельствах, но об этом расскажу как‑нибудь позже.

– Алё, Марьяш! – говорю я радостно. – Ты в городе?

– Конечно, – улыбается она в трубку, – я дома, на Тишинке. – Как твои дела?

– Нормально, – отвечаю я, изрядно покривив душой, ибо сходу сообщать, что ничего нормального в моём сегодняшнем состоянии нет, пока не хочется.

Мы немножко поговорили, делясь последними новостями. Я тоже поделилась, старательно обходя тревожащую меня тему.

– Чем занимаешься?

– Работы накопилось, – отвечаю. – Вот Митю отвезла вчера к маме, соскучилась она по внуку, захотела повидаться.

– Это хорошо. И всё‑таки голос у тебя сегодня какой‑то не очень… – задумчиво отзывается Марьяна. – Впрочем, возможно, ошибаюсь, – вдруг решает она не развивать тему. – Может, зайдёшь чайку попить? Что там тебе идти с Трёхпрудного? Минут пятнадцать прогулочным шагом.

Это верно. Идти мне недолго. Живём рядом. Через Садовое кольцо. Но вот надо ли навещать друзей, когда голова забита безрадостными мыслями? Зачем людям в дом негатив нести?

Что я за психолог, если до сих пор так и не научилась справляться с собственными бурями? Когда касается Дела, тут мне нет равных, а вот душа…

Сначала рядом был отец, потом Солнцев, потом Юра… а теперь? Вера не в счёт – она работает на Фирме, значит, нельзя. Маму я к таким вопросам никогда не подключала, это тоже табу. Подругами не обзавелась, и вообще на подобные темы распространяться привычки не имею, так повелось с самого детства. Не имею, а вот сейчас вдруг стало очень надо…

Так что же, остаётся одна Марьянка? Неожиданно, но единственный возможный вариант.

Только вот станет л и от этого легче, неясно. Пока мне думается, что вряд ли. Да и стыдно втягивать её в подобные бури. А то, что это буря, сомневаться не приходится. И её приближение я ощущаю, как животное чувствует приближение грозы.

Изменилось ли что‑нибудь в моём отношении к Солнцу? Однозначно нет. У меня было время подумать об этом. Целых пять лет. И теперь я отлично понимаю, что люблю его столь же безмерно, как тогда.

Нет, торопиться пока не стоит. Я ещё успею поговорить об этом с Марьяной. Просто сейчас ещё не время.

– Знаешь, Марьяш, – говорю я после некоторой паузы, – я тоже соскучилась и с радостью навещу тебя. Но, если можно, всё‑таки не сегодня.

– Конечно, – отзывается она. – Как хочешь. Я вовсе и не настаиваю именно на сегодня, просто захотелось увидеться, поэтому и сказала. А кстати, ты знаешь, что ваш дом выставлен на продажу?

– Мой дом? – удивляюсь я.

– Ну не твой, – смеётся Марьяна, – я имею в виду бывший дом Одинцова. Он же покупает соседний с Коноваловыми (3), а этот продаётся.

– Да, слышала, – говорю. – Одинцов рассказывал об этом в тот день, на даче, помнишь, когда ты меня в гости привела? Дом совсем не в его духе, учитывая антураж, который наваяла моя сестрица. Я была уверена, что он так и поступит. Мне бы в таком и самой жить не очень хотелось. Слишком помпезный. Так что скоро у тебя появятся новые соседи. От души желаю, чтоб они оказались приятными людьми.

– Спасибо, мне и самой хотелось бы того же. Забор хоть и трёхметровый, но лучше всё же, когда соседи хорошие и их присутствие не наводит тоску.

– Это верно, – соглашаюсь я, – надеюсь, всё будет в порядке, и летом мы с ними обязательно познакомимся.

Марьянка снова смеётся и рассказывает что‑то ещё, а я, периодически вставляя короткие реплики, слушаю довольно рассеянно, потому что голова забита совсем другим.

– А как она, кстати, поживает, эта чокнутая Диана? Всё с тем же арабом живёт? Ты ничего о ней не слышала?

– Нет, – отвечаю, – как за границу уехала, мне ни разу не звонила. Но ее мать говорит, что вроде всё с тем же.

– Ну и бог с ней, пусть живёт с кем хочет, лишь бы здесь подольше не появлялась, нам всем от этого только спокойнее будет.

– Это правда. Мне и самой её видеть совсем не хочется.

– И всё‑таки ты сегодня какая‑то странная, – вздыхает Марьяна. – Ну ладно, не хочешь – не говори, я не настаиваю. Давай ближе к выходным созвонимся, может, как раз и встретимся.

– В субботу иду в театр, – сообщаю я, подумав.

– Ну тогда в воскресенье.

– Хорошо, – соглашаюсь я, и на этом мы прощаемся.

 

…В той, другой нашей жизни вне офиса Солнцев называл меня Луна. Соответственно моей фамилии. Только Он и больше никто и никогда. Об этом не знал даже Юра.

Луна и Солнце – две половинки целого, инь и ян, ночь и день, вода и огонь. Я была его тенью, его обратной стороной. И когда вышла замуж за Ветрова, фамилию менять не стала. По‑другому и быть не могло.

…Наши встречи нередко бывали короткими, но неизменно бурными. Он привозил меня куда‑то, чаще к себе домой, и поглощал, как горячее полуденное солнце поглощает маленькую лужицу, испаряя её без остатка. И всякий раз я возрождалась заново, чтобы снова и снова сгорать в кипящей лаве его неистовых желаний. Он наполнял меня восторгом и бесконечно наслаждался этим. Я всегда это чувствовала, поэтому была счастлива.

Но, тем не менее, мне постоянно не давала покоя мысль, что я слишком мало значу для него, и он в любую минуту может покинуть меня, исчезнуть, отхлынуть, как грозовой шторм, оставляющий на песке вышвырнутые из океана рыбины.

Собственно, так и случилось. И я долго хватала ртом воздух, пока Юра не подхватил меня и не выпустил в тенистый пруд, куда я нырнула, чтобы унять свои рвущиеся жабры…