Пандемия любви. Том 3
И вот тут мне пришёл совершенно чёткий ответ: нет. Он никогда бы не поступил так. Он бы до конца остался рядом с ним, каких бы рисков это ни стоило. Ведь речь идёт всего лишь о деньгах. А Солнцев значил для него намного больше. То, что их объединяло, было гораздо выше денег. Юра любил его, и никогда не пошёл бы на это.
А я? Разве я не люблю его так сильно, что никогда и ничего не смогу сделать ему во вред? Конечно, люблю. И готова пойти на всё, чтобы помочь ему. Я люблю его столь безмерно, что никакие собственные интересы не поставлю выше этого чувства. Даже если я не нужна ему. Зато он мне нужен. Нужен, как никто на свете. И этот извечный зов души не перевесят никакие доводы рассудка…
Громов вернулся и уселся напротив. Он выглядел серьёзным и сосредоточенным. К тому времени я уже взяла себя в руки, решив, что сомневаться мне не в чем.
– Надеюсь, пока я отсутствовал, вы приняли правильное решение, Софья Николаевна, – сказал он очень спокойным голосом. – От вас сейчас зависит благополучие вашего ребёнка. Только от вас, потому что больше ему помочь некому. И именно поэтому я позвонил вам сегодня.
Он поднял на меня глаза в ожидании ответа.
– Так вы готовы решиться, Софья Николаевна?
Итак, я должна ответить. Хотя бы самой себе. Что я выбираю – себя или Солнце?
И эта формулировка моментально расставила всё по местам. Остальное просто перестало иметь значение. О чём тут ещё можно думать?!
– Я выбираю Солнце, – твёрдо произнесла я, выпрямляясь на стуле.
– Не понял, Софья Николаевна? – приподнялся Громов, и брови его поползли вверх, а глаза сделались тёмными и неподвижными.
– Я сказала, что однозначно выбираю Солнце, – повторила я довольно раздельно. – И никогда ничего не сделаю из того, что может навредить ему.
– Даже если это идёт вразрез с вашими собственными интересами? – спросил он резко.
– Да, Георгий Викторович, даже вразрез моим собственным интересам, – подтвердила я, чувствуя, как снова сбивается дыхание. – Более того, я никогда не поверю, что Дмитрий Сергеевич способен сознательно нанести вред компании ради идеи собственной наживы. Я слишком высоко ценю его, чтобы хоть на секунду усомниться в его честности. Поэтому как акционер готова разделить с ним риски, возникшие в связи с этой ситуацией.
Лицо Громова исказила непроизвольная гримаса.
– Да вы с ума сошли! Вы вообще понимаете, чем рискуете? Сегодня я ещё могу помочь вам, а вот на то, что будет завтра, не поставил бы и копейки. Всё это может лопнуть буквально в один день.
– И тем не менее, – пожала плечами я, – существуют вещи, которые ценятся выше денег.
– Чёрт возьми… – прищурил он глаза, откидываясь на спинку стула, – очень странный поворот, Софья Николаевна. Сдаётся мне, что дело тут, похоже, вовсе не в акциях. Да ведь вы же любите его, это абсолютно ясно! Как это я мог сразу не догадаться?! – Он подался вперёд и, перегнувшись через стол, приблизил ко мне лицо. – Отчего же вы тогда предпочли ему другого мужчину?
– А вот это вас совершенно не касается, Георгий Викторович, – жёстко сказала я, пытаясь унять охватившую меня дрожь. – Благодарю вас за желание помочь, но на сегодня ничего другого сказать не могу. И лучше на этом беседу закончить. Ибо я вовсе не намерена ни с кем обсуждать свои чувства.
В эту самую минуту широкие входные двери распахнулись, и я, невольно повернув голову, увидела стоящего на пороге Солнцева. Он возвышался в дверном проёме, огромный и неподвижный как скала. Просто стоял, скрестив на груди руки, словно не собираясь участвовать в происходящем действе.
Я подумала, что действительно схожу с ума. Увидеть его сейчас в этом ресторанном зале было сродни ледяному душу. На мгновение я вообще забыла, где нахожусь…
Постояв с минуту, он медленно двинулся по проходу, направляясь в нашу сторону, а следом за ним вошли двое мужчин в неброских костюмах.
Громов сначала замер, потом вдруг вскочил с места, и на лице его отразилось сначала изумление, потом страх. Я чётко увидела этот страх, который метался в его глазах, и это было так непривычно и удивительно, что я застыла, машинально переводя взгляд с одного на другого.
Тем временем они приблизились, и я почувствовала, как меня заколотил озноб. Потребовалось сделать неимоверное усилие, чтобы удержаться в вертикальном положении, и я замерла, уцепившись за столешницу.
Солнцев молча подошёл к нему почти вплотную, затем, неожиданно сделал выпад, запустив пальцы в верхний карман громовского пиджака, достал оттуда что‑то и, ловко подбросив на ладони, зажал в кулаке. Громов резко отшатнулся, вытаращив глаза, потом, словно придя в себя, попытался было выхватить неизвестный предмет, но тут один из этих двоих сделал шаг вперёд и взял его под руку, а второй, достав из папки лист бумаги, протянул Георгию Викторовичу.
– Прошу вас пройти с нами, – произнёс мужчина, нисколько не меняя выражения лица.
Громов вздрогнул, посмотрев на меня с каким‑то странным сожалением, но потом развернулся и, не говоря ни слова, двинулся к выходу. Мужчины последовали за ним.
Мы остались одни.
Солнцев стоял, возвышаясь над столиком, и не сводил с меня глаз. И это его присутствие рядом не позволяло мне мыслить хоть сколько‑нибудь ясно.
Продолжая в упор смотреть на меня, он молча указал рукой на стул, предлагая сесть, и сам уселся напротив. За это время никто из нас не произнёс ни звука.
Потянувшись к кофейной чашке, я неловко уцепилась за ручку, но тут же едва не перевернула, кофе брызнул, оставляя на белой скатерти тёмные следы, и я отдёрнула руку, не в силах сглотнуть.
Подскочил официант.
– Коньяк, – моментально бросил Солнцев, упреждая лишние вопросы. – Бутылку.
Глянув на выражение лица Солнцева, парень явно предпочёл не лезть с уточнениями и, повернувшись на каблуках, тут же исчез.
Я подняла глаза. Вот он, сидит напротив. Как всегда, весь в чёрном. Господи, я уже забыла, какой он широкий…
Мне надо немедленно встать и убраться подальше. Сию минуту. Иначе я этого не выдержу. Горло перехлестнуло как кнутом, а ноги сделались совершенно ватными. О том, чтобы встать, не могло быть и речи.
– Здравствуй, Соня…
– Добрый день, Дмитрий Сергеевич.
Это я сейчас сказала? Да, я. И голос мой прозвучал вполне ровно. Словно я встретилась в коридоре с кем‑то из сотрудников.
– Ты стала ещё красивее, – сказал он мрачнее обычного, словно сообщал о приближающемся конце света. Что ж, не могу не признать его правоты. Разговор с ним я ощущаю примерно так же. Да, вероятно, я стала красивее. И это несомненная заслуга Ветра. Он научил меня ощущать себя иначе.