Плерома

Несколько минут Бахур молча поигрывал ложечкой в чашке с кофе. То, как отреагировал на его выходку этот мужик, не было для него ни неожиданностью, ни чем‑то особенно интересным. Все произошло именно так, как он предполагал. Обыватели, они вообще народ предсказуемый. В какой‑то мере он даже немного стыдился, что использовал в споре такой заведомо беспроигрышный аргумент. Впрочем, Лайт это должен понимать ничуть не хуже него, а значит, всё в порядке. Просто давно надо было подвести черту под этим затянувшимся, никуда не ведущим диспутом.

– Не знаю, как тебе, – сказал он, отложив ложечку и сделав несколько глотков из чашки, – но мне все это порядком надоело. Самое смешное, что тема нашего разговора нам обоим абсолютно не интересна. Ты говоришь одно, я совершенно противоположное. В ход идут самые изощренные доказательства, однако каждый упорно продолжает стоять на своем, и конца этому не видно. Ситуация безнадежна, тебе так не кажется?

Грустно улыбнувшись, Лайт покачал головой.

– Я с тобой не спорю, – возразил он.

– Вот как?

– Я хочу обратить твое внимание на то, чего ты упорно не желаешь замечать.

– Господи, перестань! Ты что, ничего не видел?

– Видел… что‑то, – устало вздохнул Лайт. – Давай лучше немного помолчим.

Бахур одним глотком допил все, что оставалось в чашке, и замолчал, подперев щеку кулаком. «Сдает старик, – с легким разочарованием подумал он, глядя на продолжавшего улыбаться грустной улыбкой Лайта, – совсем сдает. Неужели он всерьез вообразил, что сможет меня переубедить?.. Вздор! Ни за что не поверю…»

– Люди тупы и безмозглы, – твердо произнес он.

– Мы с тобой тоже люди.

– Хорошо, в основной своей массе люди тупы и безмозглы. Их жизнь ничем не отличается от… жизни насекомых. Социум, в котором они обитают, поглощает всю их индивидуальность без остатка.

– Без социума немыслима никакая индивидуальность.

– Самое досадное, – продолжал настаивать Бахур, – что даже те, кто способен вырваться за пределы Системы, кто при желании мог бы разрушить сложенные веками стереотипы и стать свободным, не делают этого, предпочитая оставаться в стаде.

Он подозвал официантку и заказал себе еще чашку кофе (третью за вечер), после чего продолжил:

– Ты только посмотри, как они живут.

– Как мы (!) живем, – попытался поправить Лайт.

– Мы живем иначе. А они…

Бахур не договорил. К их столику подошел грязный, заросший мужчина и принялся клянчить мелочь. Лайт полез было в карман, но в этот момент появилась уборщица, которая привычными отточенными движениями стала выталкивать пробравшегося в ресторан оборванца обратно на улицу. Некоторое время продолжалась возня, потом, словно из‑под прилавка, выскочил заспанный охранник и назойливого посетителя вытолкали‑таки вон. Довольная одержанной ею победой, уборщица гордо удалилась в темноту подсобных помещений. Охранник на всякий случай остался у входа.

– Бомж, наверное… – рассеянно констатировал Бахур.

Лайт отрицательно покачал головой, но в подробности вдаваться не стал.

– Ладно, на чем мы остановились? Ах да! На том, как они живут.

Он отхлебнул из принесенной ему чашечки, слегка обжегся и, почмокав, поставил чашку обратно на стол.

– Хотя то, как они живут, не так уж и важно. Куда важнее то, что они думают и чувствуют. У каждого из них имеется определенный круг проблем (социальных, бытовых… неважно!), в котором и сосредотачивается всё их существование. Это маленький островок, покинуть который они боятся больше всего на свете. Покажи им нечто, выходящее за рамки усвоенных ими представлений, и они в ужасе отмахнутся от этого, поспешив возвратиться в свою ойкумену.

Бахур живо изобразил выражение лица того мужика с газетой, когда стоявший перед ним стакан дешевой мадеры медленно поднялся в воздух и описал вокруг его головы несколько замысловатых петель.

– Ты думаешь, он попытался понять, что с ним произошло? Думаешь, это экстраординарное событие хоть немного разрушило скорлупку его жалкого мировосприятия? Да ничего подобного! Он уже давно забыл об этом. Выкинул досадное происшествие из головы и думает сейчас о жене, любовнице или событиях на Ближнем Востоке, про которые прочитал в своей паршивой газетенке. А если и вспомнит когда‑нибудь в компании пьяных сослуживцев, то только с тем, чтобы рассказать, какой у него был однажды отвязный глюк. Всё! На большее они не способны.

Последнюю фразу Бахур особенно подчеркнул. Лайт упорно продолжал молчать. Казалось, он чего‑то (…или кого‑то?..) ждал.

Народу в зале было немного. В дальнем углу сидела молодая мамаша с двумя малолетними чадами. Мамаша вот уже минут десять сосредоточенно рылась в сумочке, а чада посасывали молочные коктейли, дико таращась на снующую между столами официантку. Возле окна расположился старичок. С виду вполне безобидный, но вызывавший у Бахура какую‑то странную неприязнь. За столиком напротив уныло торчала девушка, как и все остальные, ничем особым не выделявшаяся.

– Э‑эх, – вздохнул Бахур, отодвигая недопитую чашку, – скукотища‑то какая. Словно зимой в улье…

В этот миг в зал вошли двое парней. Лет двадцати семи – тридцати, прилично одетые, но с какими‑то шальными физиономиями. «С пожара, что ли?..» – возникла у Бахура ассоциация. Парни перекинулись с охранником, продолжавшим торчать у дверей, коротким приветствием, уселись за столик возле ящика с пальмой и заказали бутылку коньяку.

При их появлении Лайт заметно оживился. Морщинки на его лице разгладились, глаза излучали радостный блеск. Всё это показалось Бахуру довольно странным, так как на него самого парни произвели скорее отрицательное впечатление. Ну‑у… или не отрицательное, а как бы это сказать… Настораживающее, что ли?..

– Времени сколько? – спросил один из них, белобрысый и тощий.

– Двадцать два сорок, – отозвался другой, взглянув на запястье.

– Ну, давай, – вопрошавший поднял рюмку, – за Алёшку.

Выпили. Тут же налили по второй.

Бахур саркастически хмыкнул, задумчиво посмотрев на стоявшую перед ним чашечку. Вообще‑то, от коньяка он и сам бы сейчас не отказался. Давненько не пил, даже соскучился. Сейчас бы, как в старые добрые, тяпнуть граммов двести…

– Этих двоих видишь? – поинтересовался Лайт.

– Не слепой. И что с того?

– Мужичонку с газетой ты выбрал сам. И выбрал не случайно. На такого олуха не только твои фокусы, сам Иисус Христос не смог бы произвести впечатления. Верно?

Вздохнув, Бахур отвел взгляд в сторону.

– А теперь попробуй сотворить что‑нибудь подобное вот с этими, – улыбнулся Лайт.

Он одними глазами указал на столик, за которым пили коньяк.