Плерома

– Айда, заглянем сначала к Сивухе.

Воспарившая было душа Юрия Алексеевича вернулась обратно в тело, подобно молнии, рассекающей толстый древесный ствол до самого основания.

– У Сивухи если и нет ничего, – продолжал рассуждать Макс, – он, по крайней мере, подскажет, к кому можно обратиться.

Юрий Алексеевич поморщился:

– Бабок у тебя сколько?

– Не боись, на три сотки хватит, – ответил Плотник.

Он посмотрел на Макса с сожалением и жалостью.

– Далеко до этой твоей Сивухи?

– До этого, – поправил Макс.

– Ну, до этого. Далеко?

– Нет. – Макс уверенно шагнул в темноту. – Решение принято, цель обозначена. Теперь главное двигаться.

Тело Юрия Алексеевича, повинуясь призыву двигаться, устремилось за Максом. Они обогнули дом, пересекли соседний дворик и выскочили на проспект. Макс шел уверенно. В данную минуту для него действительно не было ничего более важного, чем принятое решение и обозначенная цель. Для тела Юрия Алексеевича тоже, а вот для его души… Душа его, похоже, вернулась не полностью.

«Интересно, – размышлял он, – мешает ли счастливому течению жизни склонность к "излишним мудрствованиям", как это утверждают некоторые, или же, наоборот, мышление и есть счастье?.. Хм, отрицательно сказывается лишь так называемое бытовое, конкретное мышление. Абстрактное же, напротив, оказывает самое позитивное воздействие на человека. Почему? Да потому, что первое сопряжено с переживанием отрицательных эмоций, ибо излишне акцентирует внимание на личных проблемах индивида, тогда как второе радует, ибо уводит от этих мелочных проблем к созерцанию величайших тайн мироздания… Хм, или… "свеча из жиров заменяла мне солнце"[1]?..»

Юрий Алексеевич вздохнул.

– Слушай, Макс, – обратился он к своему спутнику, деловито вышагивающему по темной стороне тротуара, – а ты о чем‑нибудь, кроме «обозначенной цели», когда‑нибудь думаешь? Ну так, хотя бы изредка.

– Чего? – Макс удивленно обернулся. – У тебя что, Плотник, совсем, что ли, мозги сводит?

– Да ты не впадай в обиженку. Я же просто спросил.

– О чем таком ты вообще жужжишь? Я как‑то с трудом врубаюсь.

– Ну, не все же время ты под кайфом ходишь. Я слышал, ты работал на телевидении, потом в каком‑то компьютерном салоне…

– Это было давно и не в вашем вонючем городе! – ответил Макс зло.

– Все равно! Значит, котелок‑то у тебя варит. Значит, ты не какой‑то там сторчавшийся дебил с восьмиклассным образованием.

– Знаешь что, Плотник, – ответил Макс, уже более миролюбиво, – ты, наверное, считаешь себя самым умным и важным. Каким‑то неординарным явлением во Вселенной или даже гением. Ты случайно не гений?

Макс попытался изобразить живой интерес.

– Может, и гений, – ответил Юрий Алексеевич, с видом простачка пожимая плечами, – откуда я знаю?

Ссориться с Максом ему не хотелось.

– Был у меня один приятель, – многозначительно вытаращивая глаза, начал Макс, – который долгое время жил двойной жизнью. Такой своеобразный человек‑загадка. Одни из его друзей и знакомых отзывались о нем как о серьезном, положительном во всех отношениях человеке. Другие считали его пьяницей и подлецом, готовым на самую гнусную пакость. И все это искренне!

– Ну и что? – спросил сбитый с толку Плотник.

– Понимаешь, свою двойную жизнь он вел сознательно. Целенаправленно вырабатывал для себя два диаметрально противоположных имиджа. Из него мог бы получиться идеальный актер! Когда он возвращался с какой‑нибудь выставки или презентации, то снимал дорогой костюм, напяливал на себя грязные обноски и спешил в расположенную за углом пивнушку. Причем только вообрази, какими осторожностью и ловкостью надо обладать, чтобы не попасться в этих лохмотьях на глаза тем, кто часом раньше видел его в смокинге. И наоборот.

– И зачем же ему это было нужно? – осторожно поинтересовался Юрий Алексеевич.

---

[1] …«свеча из жиров заменяла мне солнце»… – строка из песни:

 

Я жил, окруженный коробкой из бревен,

И мерил пространство шагами спокойно

Иль просто лежал в состоянии сонном,

Изрядно приближенном к анабиозу.

 

Был чужд моему микроклимату ветер,

Свеча из жиров заменяла мне солнце,

При свете которой чертил на полу я

Ущербные образы гаснущих мыслей.

 

Я так бы и сгинул, пропал бы безвестно,

Во мху и пыли растворился б однажды,

Но кто‑то готовил судьбу мне иную,

Негаданно вдруг ниспослав озаренье.

 

Сквозь толстые стены я видел деревья,

Бредущие мерно куда‑то налево,

Они опирались о землю корнями,

Без прочих усилий держась вертикально.

 

Знамение это, решил я лениво,

Реальностей мира призывы к подъему.

Тотчас ощутил безотчетную силу

И жажду великих деяний почуял.

 

И дрогнули стены, посыпалась известь,

Жилище мое развалилось со стоном…

И, взявши большую лопату под мышку,

Я вдаль устремился по сопкам зеленым.

 

(НОМ, альбом «Супердиск». 1992 г., песня «Верлибры».)

Что Юрий Алексеевич подразумевал, вклинив данную фразу в контекст своей мысленной конструкции, никому, кроме него самого, не известно.