Последний консул

После теннисной партии с миссис Рой Дабазов окончательно осознал странность происходящего и отправился к генералу Ваттхана.

Дом был освещен, но колотушка, которой пользовались для стука в дверь, куда‑то исчезла. Алексей подобрал с земли палку и долго безрезультатно колотил ею по массивной резной двери – его либо не слышали, либо не открывали специально. Он попытался перелезть через высокий забор, но деревянные перекладины были влажными и заплесневелыми, зацепиться было не за что и его ноги беспомощно соскальзывали вниз. Перемазавшись черно‑зеленой липкой жижей, он всё же благоразумно решил идти домой и вернуться утром.

 

* * *

 

Заснуть Алексей так и не смог и всю ночь прокручивал в голове ту единственную встречу с генералом на Новогоднем приёме во дворце. Он вспомнил его пристальный взгляд, когда Кири сказала, что они уже некоторое время встречались в «Ориентал» и это было её самым счастливым временем в Бангкоке… Дабазов сопоставил всё, что болтала миссис Рой и понял, что отец Кири возненавидел его ещё тогда – с их первой встречи.

Под утро он все‑таки забылся жутким, коротким сном. Ему снилось, что он беспомощно висит на липком заборе, а генерал Ваттхана пытается сбить его оттуда дверной колотушкой… Совершенно разбитый, уже в 10 часов утра Алексей снова стоял у генеральского дома. Удивительно, но теперь колотушка висела на обычном месте! Значит кто‑то дома был – он изо всех сил стукнул ею по двери. Ему опять не ответили и, уже в полном бешенстве, Дабазов стал лупить ею по старинной дверной доске.

– Позвольте, что вы делаете с моей дверью? И кто дал Вам право врываться в мой дом? – раздался сзади голос генерала, с трудом сдерживающего раздражение. – Как Вам, международному чиновнику, не знать о правах частной собственности и неприкосновенности жилища!?..

– Прошу прощения, господин генерал, – уже покорно произнес Алексей, – я ищу Кири так как уже давно не имею никаких известий от неё, а у вас никто не открывает и я забеспокоился…

– А кто Вы такой, господин Дабазов, чтобы беспокоиться? – холодно произнес Ваттхана выходя из повозки рикши.

– Мы любим друг друга, и я собирался просить у Вас руки вашей дочери…, но Вы…

– Идёмте в дом! – перебил его Ваттхана, и Дабазов, обескураженно, остановился на полуслове.

Уже в гостиной генерал патетически произнес:

– Милостивый государь, только что благодаря Вашим усилиям я потерял свою дочь… – Вы вскружили ей голову, нарушили все мой планы! Потом вы исчезли, и бедная девочка не находила себе места!

– Генерал, все что вы сказали, ложь и Вы прекрасно это знаете, – холодно перебил его Алексей. – Все последние события были хорошо отрежиссированы Вами с единственной целью – разлучить нас!

– А почему я должен был поощрять Ваши секретные ухаживания, сударь? – запальчиво ответил Ваттхана. – Вы человек другой культуры, веры и, наконец… я просто Вас не знаю… Я действовал в интересах своей дочери! – и, вдруг, как‑то обмяк, и совершенно безучастно и совсем тихо прошептал, – так что Вы теперь от меня хотите?..

Алексею вдруг стало безумно жалко старика и он примирительно спросил:

– Бога ради, скажите только, где Кири!? Мне необходимо ей сказать, что я – русский потомственный дворянин, люблю её и клянусь, что буду любить всегда. Вы благословите наш брак, генерал?

Ваттхана молчал и Алексей увидел, что его глаза увлажнились и по щеке скользнула слеза.

– Кири нет в Бангкоке… – генерал буквально выдавливал слова из горда. – Я посадил её на корабль, и теперь она уже на пути домой. Это была её воля – поверьте, и я не хотел её отпускать! В Бомбее будет первая остановка, кажется на два дня и… Догоните её там! Или…, лучше я дам вам её парижский адрес… Больше, простите, я ничего не могу вам предложить… Но найдите её обязательно! И простите меня Дай бог Вам обоим счастья – я благословляю Вас…

 

16

 

Алексей незамедлительно подал прошение о переводе в Европу. Внешне он выглядел совершенно больным – он так похудел и осунулся, что вполне мог сойти за душевнобольного, или каторжанина, только‑тоько освобожденного из многолетней ссылки. Оларовский, знавший о личной драме своего секретаря, сразу подписал ему курьерскую дачу и посоветовал – ещё до приезда в Петербург, остановиться где‑нибудь в Германии, – на водах, и пройти полный курс, ставшей тогда модной гидропатии.

Алексей ответил, что первую остановку хотел бы сделать в Париже, чтобы сначала найти Кири, и Оларовский посоветовал ему ехать через Америку. По его мнению, этим путем можно было добраться за пять – шесть недель из‑за хороших стыковок‑пересадок в дороге.

В начале 1905 года Транссибирская железная дорога была ещё далеко не закончена, и из Сиама в Европу ехали либо вокруг Индии – через Суэцкий канал, либо в восточном направлении. Дабазов решил, что поедет через Америку. На свою «курьерскую дачу» – две тысячи золотых империалов, он, морем, с пересадкой, добрался до Шанхая, где купил билет прямого сообщения до Парижа. Этим путём он мог пересечь Тихий и Атлантический океаны на пароходах недавно организованной английской линии «Эмпресс‑лайн», а от Ванкувера до Нью‑Йорка доехать на поезде по новой трансконтинентальной канадской железной дороге.

Таким образом, в Шанхае он сел на пароход до Ванкувера – недавно спущенный быстроходный лайнер «Эмпресс оф Джапан», и в японский порт Иокогама, где была первая остановка, они дошли за 48 часов. Чтобы скоротать несколько часов стоянки, Дабазов поехал в Токио навестить лицейского приятеля Хитрово, служившего там посланником, и чуть было не опоздал к отходу своей «императрицы».

Добираясь до Ванкувера, они пробыли ещё одиннадцать суток в море, и почти всё это время Алексей не покидал каюты, скрываясь от скучавших коллег по профессии.

А коллег его – иностранных дипломатов, на пароходе было необычно много и ему, приписанному к их «дипломатическому столу» в салоне‑ресторане и так по три раза в день приходилось вести дискуссии о международной политике.

Чтобы как‑то поддерживать форму он вечерами после ужина заставлял себя немного играть в крикет – пассажиры имели возможность заниматься на пароходе различными видами спорта и для палубного крикета натягивалась сетка, чтобы шары не падали в море.

В Ванкувер пароход пришел рано утром и Дабазов целый день слонялся по городу, убивая время до вечернего поезда в Нью‑Йорк. Из тихого рыбачьего поселка по берегам длинного залива в устье реки Фрейзер, Ванкувер, оказавшийся конечным пунктом канадской тихоокеанской железной дороги, быстро превращался в крупный морской порт.

Повсюду открывались взгляду строящиеся многоэтажные здания банков и торговых контор, меж которых ещё лепились ветхие, дожидающиеся сноса, рыбацкие лачуги, но всё новое в городе делалось по последнему слову техники: через залив и реку с её рукавами строились величественные мосты, прокладывались асфальтовые мостовые, на них обустраивали трамвайные пути и ставили газовые фонари.