Позывной Ковчег. Книга третья. Миллениум
Турист посмотрел на финна и ответил по‑немецки:
– Ich verstehe kein Finnisch, aber ich spreche ein wenig Russisch.[1].
– Ну, слава богу, а я уже думал, что обознался, – с облегчением произнес Вадим (это был он).
– Борис Ванкампен, – с улыбкой произнес турист и, освобождая часть скамейки, добавил:
– Хотя в последнее время, меня все чаще называют Клеменс Дааф.
Вадим засмеялся:
– Я Вадим, но здесь моё имя Сакари Хаависто. Возьми Боря визитку моего отеля и в следующий раз приезжай сразу туда. А сейчас давай я покажу, где мы находимся.
Мужчины встали и, негромко разговаривая, направились в сторону улицы Яакяринкату, где в одном из невзрачных домов разместился маленький семейный отель, доставшийся господину Сакари Хаависто и госпоже Синикке Хаависто по наследству от родного дяди по отцовской линии.
* * *
Вечер 19 декабря 1994 года. Санкт‑Петербург, Загородный проспект, дом 27 – Джаз Клуб, примерно за три часа до автомобильной аварии.
– …Если будут долгие проволочки, попробуйте для начала через Эстонию, они легче согласовывают переезд на ПМЖ, – задумчиво посоветовал Михаил. – Ты же говорил, что у тебя мама из Эстонии.
– Мама из Эстонии, а папа урождённый финн. У него в Хельсинки родной брат живёт, вот по его приглашению мы и начали собирать документы, у нас с ним одна фамилия – Хаависто, – ответил Вадим.
– Да, Хельсинки, это круто. И честно говоря, в Эстонии ты нам не очень нужен, хотя в качестве трамплина вполне сойдёт. Давай‑ка я запишу всё, что ты знаешь про своих прибалтийских родственников, – предложил Михаил и достал диктофон.
Вадим откашлялся и начал свой рассказ:
– Получается, у нас сейчас есть две одинаковые возможности для переезда. По материнской линии в Эстонию, а по отцовской в Финляндию. Пожалуй, я начну с мамы. Её мать, в смысле моя бабушка, была по национальности русской, в девичестве Юшина Анна Павловна. Она родилась в Рязанской губернии и удачно вышла замуж за весьма предприимчивого эстонца, который представлялся Алексеем Суви. Парень зарабатывал торговлей и заприметил Анну на рынке, будучи проездом в Рязани. Недолго думая, он посватался и получил согласие при условии, что жить молодые будут здесь. В тридцать шестом родилась моя мама, а потом Алексея забрали на войну с финнами, откуда он вернулся контуженый, очень плохо говорил. В Великую Отечественную его, как инвалида, в армию не призвали. А в 1946 арестовали и осудили на два года за то, что он подмел с пола остатки колосков.
Без него жена и дочка голодали, суп из крапивы и тот был за счастье. В 1948 году Алексей вышел на свободу и, забрав свою семью, уехал к брату в Эстонию. В то время прибалтийские республики жили лучше, чем вся страна. Сохранилось много зажиточных хуторов, и по национальному признаку преобладало местное население. Там моя мама впервые пошла в школу. Но из‑за последствий детского голода училась не очень хорошо. Закончив пять классов, она пошла работать на молочную ферму и в 24 года вышла замуж за моего папу.
Вадим посмотрел на Михаила и жестом позвал официанта: – Два светлых пива.
Пока официант ходил к стойке, Миша задал Вадиму несколько уточняющих вопросов по годам и местам проживания его родственников в Эстонии. Вадик дал дополнительную информацию и добавил:
– Они и сейчас там живут, на хуторе, только теперь как господа. На них батрачат приезжие гастарбайтеры. Если честно, я бы не хотел туда ехать. Заставят вложить все мои сбережения в какую‑нибудь ферму. А я и здесь это могу сделать, но не хочу.
Михаил подумал и согласно кивнул:
– Да, толку от такого внедрения будет нуль без палочки. Давай посмотрим финский вариант.
– Мой папа настоящий финн, по нашей фамилии и так это понятно, – продолжил рассказывать Вадим. – В Хельсинки у него живёт родной старший брат. Во время войны он ушёл на фронт, и братья потерялись. Папе было 14 лет, он вместе с другими молодыми парнями попал в Германию, где работал на каком‑то заводе. После освобождения пытался вернуться в Финляндию, но не смог и застрял в Эстонии. Женился на моей маме, но работать на эстонцев для финнов неприемлемый вариант. Уехали в Ленинградскую область и здесь всю жизнь трудились на птицефабрике. Между прочим, моя мама – кавалер ордена Ленина. После распада Союза я решил поискать других Хаависто и сразу же натолкнулся на своего родного дядю. Они с отцом несколько раз встречались, и вот теперь уже второй год мы собираем всякие справки для переезда. Там у дядьки гостиница в центре Хельсинки, а я единственный наследник.
Михаил допил пиво:
– Пожалуй, так и решим, только давай ещё уточним некоторые детали по твоему новоявленному финскому родственнику и на этом закончим метаться. Хельсинки очень перспективное место для работы и вашей с Никой жизни. А кстати, как вы там будете называться?
Вадим рассмеялся:
– Я буду Сакари Хаависто, а Ника соответственно Синикка Хаависто, а наш сынок Евгений станет Вейкко.
* * *
Проводив Бориса на паром, Вадим сел в кабинете управляющего гостиницей и начал прикидывать варианты, с какой стороны подойти к выполнению задания Родины. В дверь заглянула Ника и спросила:
– Что‑нибудь случилось, ты грустный какой‑то?
Вадим поднял глаза на жену и ответил:
– Luulit kaiken olevan hyvin.[2] Синикка Хаависто, переведи, что я сказал.
Вероника сделала хитрое лицо, а потом показала мужу язык и убежала в спальню. Вадим спустился на первый этаж, посмотрел книгу записи постояльцев и журнал бронирования. Дела шли отлично, начиналось лето, и туристы сплошным потоком валили в столицу Финляндии.
– Как же мне выцепить этого Тарту Пюхтунена? Живет в Тайпалсаари, и где его там искать, сплошные хутора, – задумчиво произнес Вадим. – А может он там только зарегистрирован и сейчас тупо гостит в моей гостинице. А чем чёрт не шутит, пойду для очистки совести изучу все старые книги учёта постояльцев.
Увы, ларчик так просто не открылся. В регистрационных книгах гостиницы не было никого похожего.
[1] Я не понимаю по‑фински, но немного говорю на русском.
[2] Нет, тебе показалось, всё нормально.
