Причина надеяться

– Но в том, чтобы быть первой, есть свой плюс: так ты сможешь выбрать себе лучшие кусочки застывшего жира.

 

Сойер

 

– Кто готовит коктейли, тот и выбирает сериал, – объявляю я, наливая водку и кофейный ликер в три бокала со льдом.

Билли, которая сидит рядом на кухонной стойке Седрика и болтает ногами, тут же отвечает согласием. Ничего удивительного: по части кино и сериалов наши предпочтения почти идентичны. У этой девушки есть вкус.

Оливия более критична.

– Ничего про любовные страдания, мафию или смерть детей и животных.

– И никаких динозавров, – добавляет Билли. После нашего последнего вечера классики черта с два я когда‑нибудь снова посмотрю «Парк Юрского периода» с женщиной, которая работает на выставке динозавров в Музее естественной истории. Сколько чуши можно упаковать в фильм? И хотел ли я в принципе знать, что все это чушь?

Седрик услужливо предлагает сезон «Покемонов», из‑за чего Оливия отрывает одну ягоду с грозди винограда из вазы с фруктами и бросает в него. Он пытается поймать ее ртом, однако она приземляется на пол и катится к кухонному островку. Высовывается огромная серая лапа, и длинные когти вонзаются в виноградину. Без понятия, как здоровенный кот Седрика вмещается под тумбочками. Видимо, кошки умеют по желанию менять свое агрегатное состояние.

– И пожалуйста, никаких больше криминальных следователей, у которых проблемы с алкоголем, так у меня пропадет желание пить коктейль, – добавляет Ливи. – Что ты там делаешь, Сойер? Уверен, что туда входит тоник?

– Доверься профессионалу, – отзываюсь я и беру лимон.

– Похоже на колу, – заявляет Билли.

В этом и состоит мой план. Четвертый стакан я наполняю льдом и колой, и с долькой лимона он становится визуально неотличим от коктейлей.

Седрик сдерживает усмешку. Он никогда не подает виду, но я знаю, что втайне он рад, что его напиток выглядит так же, как наши. С зимы он опять принимает лекарства, с которыми нельзя пить спиртное.

– О’кей, согласен, – говорит Седрик. – Выбирай ты. Но мое условие…

– Еще условия?

– Только одно. Никаких цепляющихся песен.

Билли давится смехом.

– После «Бумажного дома» он целый месяц пел Bella Ciao. С утра до ночи. Это правда было тяжело.

– Тяжело тебе или ему? – уточняю я. Ее ответ сильно повлияет на мое решение.

Седрик говорит: «Билли», в то время как Билли отвечает: «Седрику!» Удовлетворенно кивнув, я раздаю бокалы. Меньше всего на свете мне хочется бесить Билли. Она вернула мне лучшего друга, каким‑то образом ей удается постоянно удерживать его в нужном русле, несмотря на его депрессию (сбегать – это нормально), благодаря ей его квартира теперь даже выглядит как дом, а не как декорации для рекламы полужирного маргарина. Теперь он регулярно ходит в университет, вместо того чтобы драить свое жилище.

А вот позлить Седрика – это другое дело. На это я имею полное право.

Я поднимаю свой стакан, ухмыляюсь, глядя на них, и с абсолютно безобидным видом чокаюсь с Седриком.

– За хороший вечер. Будем смотреть «Ведьмака».

 

После первой серии я возвращаюсь обратно на кухню, чтобы приготовить всем еще порцию «Филадельфии» с тоником. Билли и Оливия на диване в гостиной обсуждают, кто из актеров и актрис должен занять освободившуюся комнату в квартире Ливи. И конечно же, очень скоро рядом со мной появляется Седрик и прислоняется к дверному косяку.

– Я не удержался. – Было бы легко заявить, будто я не знал, что бард Лютик будет вести себя как все барды: сочинять суперприлипчивые песенки. В ближайшие недели Сиду с его странным пунктиком будет с ним очень весело.

– Все в порядке, а то я почти забыл, за что тебя ненавижу, – любезно отвечает Седрик. Он умеет хладнокровно реагировать на происходящее.

– Обращайся. Еще одну «Псевдофиладельфию» с тоником?

– Само собой. Реально классно получилось.

– Да, радуйся, что пригласил меня, мужик. – Я достаю колу из холодильника. – Не все умеют разливать по стаканам псевдо‑фило‑пойло.

– Радуюсь. – Седрик берет у меня колу, и мы чокаемся бокалами перед открытым холодильником. – Здорово, что у тебя наконец снова нашлось время.

– Согласен. – Мне правда жаль, что я не пришел раньше. Они втроем уже приготовили еду и поели, а я до последнего сомневался, объявится ли Лиззи, чтобы сменить меня в пабе. И, честно говоря, уже собирался все отменять.

– Что случилось? – спрашивает Сид. С ним действительно надо быть осторожней. Одна‑единственная мрачная мысль, и Седрик бросается вперед как полицейский пес, почуявший дичь.

– Я… – На самом деле я хотел переключиться на другие мысли. Но так как Седрик сам спросил… – Сегодня днем я разговаривал с Крис.

– Ох. И… плохо прошло?

Я пожимаю плечами.

– Все прошло так, как и ожидалось. Пока она… пока она чуть не расплакалась.

Черт. Чувствую себя паршивым грязным ублюдком. Во‑первых, потому что после нашего разговора Крис не почти, а по‑настоящему заплакала. А во‑вторых, потому что однажды сам считал Сида самым паршивым и жутко грязным ублюдком, когда раньше она плакала из‑за него.

– Подожди, я не догоняю. – Седрик ставит стакан, а я между тем делаю такой большой глоток, что от алкоголя и холода у меня замерзает мозг и начинает давить на глазницы. – Что вы с ней обсуждали?

– Что у нас ничего не получится. – Только сейчас до меня дошло, что Седрик мог ожидать чего‑то другого. Наверное, он подумал, что я хотел перевести наши свободные отношения в статус прочных.

– О’кей. Почему нет? – Он качает головой. – Когда‑то ты втрескался в нее по уши, и вам было хорошо вместе, разве нет?

Как назло, возразить мне нечего.

– Вы поссорились?

– Нет.

– Вам не о чем поговорить?

– Есть о чем, понятно? – Я уже теряю терпение. – Крис клевая. Нам было чертовски, просто чертовски хорошо. Она сексуальная и веселая, и мне есть о чем с ней поговорить. Она… идеальная. Я говорил, что она сексуальная? Видимо, я полный придурок, раз мне этого не хватает. Но…

Седрик криво ухмыляется, и, если честно… я готов ему врезать за эту ухмылку. Нечего тут ухмыляться, пока Крис, скорее всего, рыдает в подушку.