Проклятый дракон

В этом безысходном молчании ее привели в ту часть черного рынка, которую даже Ирга обходила стороной. Невольничьи ряды – Аэрин поняла это по резко изменившейся обстановке. Сознание резануло ощущением чего‑то неправильного. Чего‑то ужасного. На нее смотрели люди, прикованные, словно звери, цепями к столбам. Кто‑то в лохмотьях, еле прикрывающих наготу, некоторые, в основном девушки, – в ярких прозрачных тканях, увешанных металлическими побрякушками. По рынку расхаживали холеные богачи, брезгливо осматриваясь. Если хотели разглядеть прикованного к столбу человека тщательнее – подходили и брали за подбородок. Поднимали губу, осматривая зубы, придирчиво оглядывали тела. Затем небрежно отбрасывали, перемещаясь к следующему заинтересовавшему их живому товару.

Значит, этот толстяк – торговец рабами, догадалась Аэрин. Вот кому ее сдал делец. Ее тем временем подвели к пустому столбу и приковали железными кандалами.

– Надо переодеть, – бросил толстяк в ярких одеждах.

Один из тех, кто вел Аэрин, принялся грубо раздевать ее. Она начала сопротивляться и укусила помощника работорговца за руку. Он зло вскрикнул и замахнулся, но торговец перехватил его руку.

– Лицо не попорти! Да и мелкая еще. Никто не будет платить за изувеченную калеку.

Тот, кого она укусила, руку опустил, но глянул на нее недобро.

Ей принесли прозрачные лоскуты и побрякушки. Аэрин отчаянно сопротивлялась, пытаясь пнуть или укусить тех, кто ее переодевал, за что получила ощутимую оплеуху уже от самого торговца.

Шлепок отрезвил: их больше, нет смысла тратить силы на борьбу. Нужно подумать – всегда есть лазейка, небходимо лишь ее увидеть и понять, как в нее просочиться. Аэрин тяжело дышала, страх и ярость сдавливали грудную клетку, но сопротивляться она перестала, решив поберечь силы.

Поверх нижнего тряпья ей натянули цветастое свободное платье. Дешевые украшения вешать не стали, решив, что с нее и так хватит.

Аэрин оставили у столба, и тут же к ней вальяжно подошел горожанин. Взяв ее за подбородок, потенциальный покупатель начал изучать ее лицо. Аэрин попыталась вырваться, но хватка была железной.

– Желаете приобрести девчонку? Чистая, осиротела пару дней назад, – словно из ниоткуда возник торговец.

– Сколько?

– Восемь золотых.

– За нее? – удивленно переспросил горожанин.

– Посмотрите на глаза, кожа светлее, чем у остальных рабынь, и такой цвет волос не часто встретишь. Совсем скоро станет красавицей. Будет стоить в три раза дороже.

– Если ее не попортят к этому времени.

– Вы можете стать первым, – приблизившись к покупателю, вкрадчиво шепнул торговец.

Глаза горожанина загорелись недобрым огнем. Аэрин знала этот взгляд. Там, где она росла, женщины часто торговали своим телом – обычное дело для нищих окраин. Все пытались выжить как могли. И именно этот взгляд был у тех, кого женщины приводили к себе в лачуги. Аэрин никогда и подумать не могла, что так будут смотреть на нее. Потому что… Ирга стригла ее под мальчишку и всегда велела разговаривать грубо и басисто или не разговаривать вовсе. Внезапное осознание ошарашило девочку: так вот от чего старуха пыталась ее сберечь.

– Восемь золотых много. Два.

– Восемь и ни золотым меньше, – не дрогнул торговец.

– Тогда удачно ее сторговать, – бросил горожанин и пошел дальше.

Весь вечер Аэрин стояла у столба. Подходили люди, хватали ее подбородок своими остро, до тошноты, пахнущими благовониями руками и разглядывали, словно вещь на прилавке. Придирчиво, цепко. Торговались, пытались сбить цену. И с каждым подошедшим Аэрин все больше теряла веру в людей. Она видела, как равнодушно они скользят взглядами по человеческим страданиям, по закованным в железо и лишенным свободы людям.

Близилась ночь. Чем темнее становилось, тем сильнее Аэрин чувствовала, как отчаяние топит ее. Она попыталась выдернуть руки из железных оков, но лишь разодрала кисти. Когда стало совсем темно, люди разошлись, оставив тех, кто был прикован к столбам, прямо на улице. Лишь изредка мимо проходил угрожающего вида верзила с дубинкой, охранявший эти места.

Аэрин осела на землю. Голова безвольно повисла. В этом положении она не заметила, как к ней приблизилась бесшумная тень. Ее дернули за рукав. Она подняла голову и с трудом разглядела черты чумазого лица – мальчишка из соседней лачуги.

Он приложил палец к губам. В руках мальчишка держал темное покрывало, которое бесшумно положил у ее ног. Затем достал из кармана одну из своих железных закорючек, с которыми его так часть видела Аэрин. Несколькими сумбурными нервными движениями он взломал замок. Накрыл ее плечи покрывалом, помогая спрятать под ним яркие кричащие одежды и слиться с темнотой, и увел в тишину ночных улочек, виляя по только ему известным узким проходам между домами.

Они бежали и бежали. Останавливались и прятались, если слышали голоса, а потом опять бежали. Куда он ее ведет? Что теперь с ними будет? Может, ее пропажу уже обнаружили, и за ними гонятся? Сквозь частое дыхание и гулкие удары сердца Аэрин пыталась понять, что же им делать дальше. Есть ли у этого мальчишки какой‑то план?

Наконец мальчишка остановился и знаками показал, что нужно забраться на крышу дома. Там, наверху, Аэрин без сил упала на грубое глиняное покрытие крыши. Подняла глаза на мальчишку, что протянул ей маленький бурдюк с водой и кусок хлеба. Она прожевала засохшую корку. Мальчик же ничего не ел – видимо, отдал последнюю еду, что у него была. Сбив голод и жажду, Аэрин наконец‑то посмотрела прямо на своего спасителя.

– Как ты смог открыть тот замок?

Мальчик помедлил с ответом, будто решая, стоит ли нарушать свое привычное молчание. Помявшись, все же объяснил:

– Один дядька научил, который постоянно приходил к маме, – голос у него оказался совсем детским, но хриплым. – Он иногда целыми днями сидел и выжидал, когда мать закончит с другими. И от безделья научил меня взламывать замки. И кандалы тоже, – объяснил он, а потом добавил: – Я видел, как они тебя увели. Думал помочь. Следил за вами. А потом на крыше сидел. Целый день ждал, – будто оправдывая свое промедление пробубнил он последние слова.

Аэрин протянула руку, обхватила его ладонь и с силой сжала.

– Спасибо.

Мальчишка застыл в замешательстве от такого проявления благодарности, но взяв себя в руки, почти сурово проговорил:

– Утром нужно уйти на другую сторону города. Подальше от невольничьего рынка. Ты со мной?

– А как же твоя мать?

Не дрогнув и не раздумывая, он ответил:

– Ты знаешь мою мать. Она будет рада, если меня не станет. Говорит, я слишком прожорлив. Одним ртом меньше.

Аэрин не удивилась его ответу. Хоть они и не разговаривали до этого ни разу, она сама все видела и понимала.

– Тогда я с тобой. Как тебя зовут?