Прости грехи наши… Книга третья

– Насчет колхоза – это верно, – согласился сержант, – Только, у нашей деревни светлое будущее – коммунизм, а у них, – кивнул он на небо, – Рай, обещанный Аллахом за наши головы. Так, что хватит языки чесать, смотрите лучше в оба!

– Товарищ старший сержант, – не обращая внимания на спорящих товарищей, подал голос Пианист, – А вы сами, откуда будете?

– Из Щербинки, – отозвался командир, – Слышал про такую? Под Москвой…

– У меня там тетка живет, – вздохнул Столица.

– Смотрите ослик! – счастливо заулыбался Пианист, и, словно загипнотизированный двинулся к животному, – Как у Гайдая «Новые приключения Шури…», – он не договорил.

Серега нагнал его и, схватив за голову, повалил вниз.

– На землю все, быстро! – заорал он.

Прозвучавшие выстрелы были короткими и точными. В панаме Пианиста засветилось несколько отверстий, почти рядом.

Сержант вскинул автомат. Очередь прошила горячий воздух. Из‑за камней выкатилось тело, похожее на куль с мусором.

Илья вытаращился на убитого, потом на свой головной убор.

– Спасибо, товарищ старший сержант…, – рассеяно поблагодарил он.

– Я тебе такое «спасибо» устрою! – набросился тот на солдата, – Тоже мне любитель кино… Я, что вам велел, – заорал он, – В оба глядеть… Салаги…, – от досады сплюнул он на землю.

– Да, Пианист, не везет твоей голове…, – сочувственно покачал своей Пашка, глядя на продырявленный головной убор товарища.

Наверху, что‑то зашуршало. Ванька мгновенно отреагировал и нажал на спуск.

Какая‑то птица свалилась им под ноги.

– Хороший выстрел, Дьяволенок! – усмехнулся Серега, – Еще бы цель правильную выбрал…

Ванька глубоко вздохнул. На самом деле он был рад, что это оказался не человек.

 

– Пойду все проверю, – выставив железные банки на стол, направился к выходу Серега, – Надеюсь, с консервами без меня справитесь, – ухмыльнулся сержант, окидывая взглядом свою желторотую команду, и кинул на середину стола нож, – Долго не трапезничайте, – предупредил он, – Завтра работенка большая предстоит. Колонну с оружием ждем на днях …

– Товарищ старший сержант, а можно «транзистор» включить послушать?

– Ну, если, получится поймать что‑нибудь путное…. Попробуйте…

Как, только, брезент за командиром запахнулся, ребята, будто мухи облепили Приставало.

Тот начал жонглировать жестянками с едой.

– Тушеночка!

Счастливо лыбясь, парень потер ладони, и взял одну из банок.

– Смотрите и запоминаете, каким должен быть удар настоящего десантника, – нравоучительно произнес он, – Салаги…, – передразнивая сержанта, сказал приятель и под дружный рев товарищей, вонзил нож в банку, – Налетай, мужики!

Пользуясь, случаем, что все были увлечены долгожданной едой, Пианист потянул Ваньку за рукав. Парень неохотно протиснулся между столпившимися товарищами.

Илья показал ему стопку смятых листков.

– Что это за макулатура? – уставился на него Иван.

– Я тут пробовал музыку сочинять по памяти…

– Мемуары пишешь, Третий или доносы! – загоготал Шмель, проходивший мимо с уже откупоренной банкой тушенки. В тесноте он задел Пианиста. Импровизированные ноты посыпались на землю.

Илья растерянно захлопал ресницами. Ванька быстро собрал листки и сунул себе под одеяло.

Аромат еды головокружительно завитал в спертом воздухе.

– Потом отдам, – кивнул Ванька Пианисту, – от запаха консервов под ложечкой у него жутко засосало.

Вадик доскреб остатки тушенки и начал крутить ручку радиоприемника. Среди отчаянного шипения, время от времени, проскальзывали какие‑то звуки. Вдруг, совершенно чисто, без помех наружу вырвался мощный поток классической музыки. Ее жутковатое звучание сразу заполнило ограниченное пространство землянки.

Вадик от неожиданности передернулся и отпрянул назад.

– Дьявол! – выругался он и хотел уже сменить волну.

– Оставь! – схватил его за руку Пианист, – Это же Бах! – воскликнул он, лихорадочно сверкая глазами, – Пятая симфония!

– Это по твоей башке сегодня «бах»! – стукнул Илью по лбу пустой банкой из под консервов Приставало, – Мы тут и так, как в могиле… Того гляди венки сверху кидать начнут…

Между тем, властная музыка неистово продолжала содрогать притихший полумрак. Тяжелая, она наседала, царапала ребятам души до озноба, до мурашек на коже, отчего, казалась, роковой.

– Да, выруби ты этот похоронный марш к ядрени‑фени! – не выдержал Шмель и выключил радиоприемник.

– Я так понимаю, концерт окончен, – зевнув, сказал Артем. – Вы – как хотите, ребята, а я на боковую, – начал укладываться он, натягивая на голову затхлое одеяло, – Фиг его знает, что нас завтра ждет…

Ванька последовал его примеру, хотя спать ему совсем не хотелось. Не столько физически, как морально, он, как и все, сильно устал. От дороги, размещения на новом месте и неопределенности. Последнее тяготило больше всего. Парень совсем запутался. С одной стороны – здесь было все серьезней некуда, с другой – пьянство, которого он не мог терпеть с детства. Куда он попал? И, что, вообще, они делают здесь, если население, которое они призваны защищать стреляет в них?

Пианист ворочался рядом, видно тоже не мог уснуть. Ванька вспомнил про ноты, и даже скорее не из‑за них, а из‑за этого неспокойствия на душе, тихо позвал:

– Илья, совсем забыл про твое крючкотворство…

– Утром отдашь, – зевнув, промычал Пианист.

Несмотря на дневную жару, ночи здесь были холодными. После мучительной бессонницы глаза крепко сомкнулись к утру. Ванька, так долго прислушивался к ночным звукам и шорохам, наконец, растворился в зыбком, но особенно сладком сне. Ему снилась Анна.

Мать взбивала мягкую перину, белоснежные простыни, почему‑то сползали с кровати, и, Ванька, то и дело укладывал их на место. Но, вот, маленький Ванька уже лежал в прибранной постели, и ему было так хорошо, как, вдруг, он услышал голос матери:

– Ваня, сынок, вставай…, – он был таким нежным, и парень наслаждался им во сне.

– Проснись, Ваня! – прозвучало опять, так явственно, что он вздрогнул и сразу же открыл глаза.