Птичка для пилота

– Ужас, а ведь я так рассчитывала на тебя!

– Уверена, что ты это переживешь, дорогая, – Лина скорчила рожицу мне и стала распаковывать еду.

– Ну, вот и пришла очередь испробовать стол.

– Ты серьезно?

– Конечно, серьёзно. –Я с удовольствием открыла витрину, где стояли бокалы. Компания моей новой знакомой меня не напрягала, а скорее наоборот, расслабляла. Мне было приятно поболтать с кем‑то перед сном. Лина быстро шуршала по кухне в поисках приборов, весело подыгрывая собаке, что крутилась под ногами. Я выключила верхний свет, зажгла свечи, и мы сели за стол. Мы практически молча смотрели фильм, пили вино и лишь изредка переглядывались в смешные моменты.

– Как хорошо, что есть такие фильмы, – вздохнула я, как только по крану побежали титры.

– Это почва для мечт маленьких девчонок, а они никогда не осуществляются, – пожала плечами Лина, перещёлкивая каналы. – Жить проще, когда знаешь, что можно полагаться только на себя и свои силы.

– А я все равно верю. Не все в жизни так печально.

– Это, скорее, везение, лично я давно не видела чудес.

– А их просто так не увидишь, – устав сидеть на стуле, я легла на диван и с удовольствием вытянула ноги. – Всё нужно искать, это я давно поняла.

– Ты серьёзно?

– Конечно, проще простого видеть в человеке только плохое. А ты попробуй разглядеть в нем хорошее? Это иногда трудно, потому что мы, как Кощей бессмертный, прячем все самое ценное глубоко‑глубоко внутри.

– Я ничего не хочу искать. – Лина отвернулась, а по щеке покатилась слеза. – Потому что как только ты влюбляешься, то отдаешь над собой власть другому человеку, и потом ревешь ночами, хотя сама сдала ему все ключи.

– Да, но предательства случаются на каждом шагу. И сила человека в том, чтобы не зациклиться на этом.

– Бред! – вдруг всхлипнула Лина и уронила голову на стол. – Ты строишь планы, живешь ими, а потом – пуф! Все сгорает, будто и не было ничего!

– Не плачь, – я встала на колени и начала успокаивать Лину, поглаживая её по руке.

– Он выбрал семью, деньги и наследство, причем сделал это так быстро, как кофе в кофейне, но тянул с предложением пять лет! Короче, наши ожидания – наши проблемы. Я больше никогда не полюблю, никогда!

– Поверь, предают не только возлюбленные, но и близкие, – горько вздохнула я, заглядывая ей в глаза. – Любой человек, которого ты подпускаешь к себе ближе, чем на метр, способен предать. Любой.

– Тогда, будь добра, отодвинься подальше, – прошептала Лина, чуть улыбнувшись.

– Вот так‑то лучше, держи, – я наполнила её бокал. – Пей, это помогает заснуть, но не помогает справиться с болью. Тебе придётся самой.

Лина осушила бокал залпом и пересела на диван, я накрыла её пледом и села рядом.

– Кто он? – вдруг прошептала она.

– Кто?

– Тот, что не возлюбленный, – Лина положила голову мне на колени, переложила сонную Шаню рядом с собой. – Если не хочешь рассказывать, я пойму.

– Мы дружили с садика, как и наши родители, – еле выдавила из себя. Я много лет о них не вспоминала, просто заставила забыть, чтобы больше не чувствовать боли.

– Мы также были вместе в школе, проводили все лето у его бабушки в Ереване, и вся школа называла нас женихом и невестой. Потом мы расстались и не виделись лет семь, пока не столкнулись в аэропорту. Все было хорошо, он даже сделал мне предложение, но стоило нам рассказать об этом его родителям, все полетело к чертям. Родители все это врем надеялись, что сын наиграется, ведь это юношеская влюбленность. И неважно, что нам уже за тридцать.

– О… родители всегда хотят для нас всего самого хорошего, иногда игнорируя жестокость, с которой они ломают своим детям жизни.

– Сейчас я не способна прощать и искать в людях хорошее, сейчас мне хорошо с вами, – выдохнула Лина и закрыла глаза.

– Ты справишься.

– Потому что выхода нет?

– Да, придётся.

– Я подумаю об этом завтра, – слова её превращались в шёпот, а через мгновение она громко засопела.

Ей было больно даже во сне, потому что брови то хмурились, то отпускались в грустном выражении, а губы дрожали, словно её бил озноб. Это очень больно, я помню. Именно поэтому, смотря на неё, снова вспомнила то, что пыталась забыть почти пять лет, как страшный сон.

Люся Воробьева была моей лучшей подругой с самых яслей. Мы не пропустили ни одного дня Рождения друг дружки вплоть до двадцати шести лет, прошли вместе брекеты на зубах, первую менструацию, комплексы из‑за вдруг выросших прыщиков вместо груди, фанатели по Роме Зверю, расталкивали вместе, естественно, чокнутых и не таких как мы фанаток, чтобы получить автограф, первая влюблённость, поцелуй. А когда Люся первая потеряла невинность, мы вообще сутки ничего не ели, лишь снова и снова обсуждая произошедшее. У нас было общим все: от вещей, до родителей, настолько близки мы были с моей любимой подруженькой Люсей Воробьевой.

Я вздрогнула, мозг словно сам стал сигнализировать об опасности повторного погружения в тот тёмный период моего прошлого. Я аккуратно убрала голову Лины на подушку, поправила съехавший плед и поплелась на второй этаж.

Быстрей бы закончился этот чертовски длинный день…

 

Глава 6.

 

 

– Вставай, соня, – женский голос разорвал мой сон, как бомба. – Завтрак готов.

– Завтрак? – прохрипела я, сев в кровати.

Передо мной стояла Лина, она держала в руках рвущуюся ко мне Шаню.

– Ага, – Лина легла рядом, с умилением наблюдая за утренним приветствием моей собаки. – Никогда не любила мелких собак. А это оказалось так умилительно. Тебя дома кто‑то ждёт, радуется не потому, что так надо, а искренне.

– Это точно, но есть и минусы. Ей ты нужна постоянно, она готова украсть каждую свободную минуту твоей жизни, потому что все, что нужно этому крохотному созданию – любовь, ласка и внимание.

– Короче, то, что мы ищем в мужиках, воплощено в этой двухкилограммовой собачке, – подытожила Лина и рассмеялась. – Я сегодня так крепко спала. Спасибо большое.

– За что?

– Ты второй день подряд спасаешь меня. Просто спасибо.