Разговоры с живым мертвецом

Максим не имел сил для возмущения, их хватало лишь на то, чтобы доковылять до табуретки и усесться на неё. Потребовалось ещё около минуты, чтобы парень окончательно пришёл в себя и смог рассмотреть того, с кем на тот момент дышал одним воздухом.

На койке лежал тощий и долговязый парень с нездоровым цветом кожи и губ

(«Авитаминоз, почти наверняка»)

и неопрятными чёрными волосами. Чёлка свисала на лоб и лезла в глаза, делая чуть ли не ровесника Максима похожим на великовозрастного эмо‑кида.

Как‑то сам собой вспомнился эпизод «Интернов» с то ли готом, то ли недосатанистом на приёме; Максим усмехнулся забавному совпадению.

«Больше, чем врачи, странностей и чудачеств наблюдают только таксисты, – Максим сложил руки на коленях. – И патологоанатомы, если не считать их за врачей».

Тишина в комнате не была абсолютной. Отвлёкшись от безмятежного соседа, будущий врач удивился обилию звуков в комнате, в которой ничего не происходит. Из коридора доносился стук каблуков. В соседней палате – звукоизоляция не есть сильная черта этих стен – общались пожилые пациенты. За окном тоже бурлила жизнь: птицы, автомобили, прохожие…

– Так и вся жизнь пролетит, – прошептал Максим. Ему вдруг стало жарко, а комната, рассчитанная на стационарное пребывание шести человек, показалось тесной и для одного.

Максим упёр локти в колени и уткнулся лбом в ладони.

– Жизнь полна разочарований.

Интерн встрепенулся и огляделся. Дверь по‑прежнему закрыта, значит…

«Очнулся».

Из‑под чёлки на Максима смотрела пара мутноватых карих глаз. Поймав взгляд будущего врача, пациент вяло передвинул подушку, чтобы было удобнее лежать.

– Не двигайтесь! – интерн вскочил с табурета. Не то чтобы он точно знал, чего ещё не обследованному больному можно делать, а чего нельзя, но рисковать не хотелось.

Больной (раз он здесь, значит, больной, верно?) простонал.

– Как ваше самочувствие? – пробормотал студент, жалея, что под рукой нет конспектов.

Больной скорбно засмеялся. Словно он задыхался, и смех вышел непроизвольно, сам собой.

– Тяжёлая же работа тебе досталась. Династия?

– Нет, сам захотел.

Пациент насмешливо улыбнулся, но внезапно охнул и потянулся к затылку.

– Говорю же вам, не двигайтесь! – Максим подскочил к койке и вернул руку пациента в исходное положение.

– «Сам захотел» значит «не заставили, но внушили», – неторопливо продолжал собеседник

(пора бы уже и спросить об имени, паспорта‑то нет),

смотря не столько на студента, сколько в стену за ним. – Я прав, не так ли?

Максим задумался, но не ответил.

– Ладно, будем считать, что это осознанный выбор, – примирительно поднял ладони незнакомец. – Призвание, любовь к ближнему, все дела.

– Вас нашли в парке без сознания, – начал интерн. – В карманах ничего не обнаружили, – кивнул он на джинсы, – мы даже не знаем, кто вы. Как вас зовут?

– Симеон.

(«Армянское, вроде, имя, но что‑то не похож он на армянина».)

– Симеон, на вас напали? Били по голове?

Симеон отвёл взгляд. Судя по выражению лица, он обдумывал, что ответить.

– Не только по голове…

– Вы пили?

– Нет. Не пью, смысла нет.

– А раньше пили? – Максиму вдруг пришло в голову, что Симеон не жертва нападения, а просто напился с друзьями и попал в какое‑то пьяное приключение, о чём не горит желанием рассказывать.

– Нет, не пил.

– Даже по праздникам? – не унимался интерн. – Я врач, мне можете рассказать.

– Мы, русские, можем и без повода, – пациент разразился каркающим смехом. – Шучу‑шучу.… Не пью.

Максим вздохнул. Разговор только‑только начался, а он уже устал.

– Ну а так, чем занимаетесь?

– Даже не знаю, – пациент пожал плечами, – работаю. Или думаю, что работаю. Сейчас много за что платят деньги, да пользы от всей этой «работы» как будто и нет.

– Понимаю. В офисе сидите?

– Ах да, эта тесная, как гроб, коробка, в которой торчишь до пенсии либо до нервного срыва, после чего тебя вежливо попросят уйти…

Максим закатил глаза, едва сдержавшись, чтобы не зевнуть.

– Ты тратишь лучшие годы жизни на непонятно что, а затем наступают эти пресловутые «сроки дожития», и даже близкие отворачиваются от тебя, денег‑то в дом уже особо не приносишь. Разве что за наследство какое‑нибудь могут пободаться.

– Скучная у вас жизнь, раз вы так быстро в ней разочаровались, – студент прервал этот поток сознания. – Может, я чего‑то не понимаю, но мы с вами вроде как ровесники. И я не считаю свою работу бессмысленной и бесполезной. Помощь людям всегда была в цене.

– Посмертные почести и статья в газете – такая себе награда за жизнь, потраченную на других.

– Лучше такая жизнь, чем потраченная в никуда, – студент повысил голос, не сдержавшись.

Симеон расплылся в улыбке и затрясся в беззвучном смехе. Отсмеявшись, он вновь обратился к интерну.

– В чём‑то ты, наверное, прав. Извини, – в его голосе звучала нотка издёвки. – Каждый выбирает свой путь, исходя из жизненного опыта. Видимо, наш опыт не совпадает.

– Выбор зависит не от опыта, а от принципов и характера, – парировал Максим с самодовольной ухмылкой. – Если ты разочаровался в людях из‑за горстки дегенератов, то это больше говорит не о них, а о тебе самом.

Симеон комично выпятил нижнюю губу и одобрительно потряс головой.

– Сильно! Правда, хороший панч! – и снова мерзко засмеялся. – Ну, раз уж ты тоже перешёл на «ты», пока врач не вернулся – ты ведь ещё учишься, да? – можешь рассказать что‑нибудь интересное?

– На самом деле, ничего особенного, – смущённо начал студент после паузы. – Латынь на первом курсе учил, – демона в шутку призывали, как видишь, безуспешно…

– Безуспешно? – протянул Симеон, разглядывая ногти на своих пальцах, но, встретившись с интерном взглядом, улыбнулся и махнул рукой. – Шучу‑шучу! Продолжай.