Реинкарнация
– К черту лекаря, к черту ваши предостережения, Томас, – взорвался Генрих, не любивший, когда ему возражали. – Я хочу поскорее увидеть мою будущую женушку. Хочу вдохнуть аромат ее чудесного тела, поцеловать в алые уста, взглянуть в те томные глаза, которые снятся мне уже не одну ночь. Время тянется слишком медленно, и я не намерен более ждать, господин Кромвель. Коня, и немедленно!
Томас Кромвель прекрасно знал Генриха и понимал, что тот не изменит решения. Поэтому пришлось подчиниться. Смутное беспокойство, несколько притупившееся со временем, вновь охватило советника. Наступал роковой час. Король должен был встретиться с таинственной принцессой, которую и сам Кромвель видел только издалека, да и то под плотной вуалью и одетой в безобразного покроя платье…
Небольшой отряд, возглавляемый грузным человеком, во весь опор несся по размытой дороге. Лошади то и дело спотыкались, но всадники и не думали снижать скорость. Никто и ничто не могло задержать кавалькаду из девяти человек, ибо так решил король, невзирая на открытую рану в ноге и постоянную боль, мчавшийся к заветной цели. Невыдержанного и сумасбродного короля дерзкий характер заставлял постоянно совершать необдуманные поступки. Некоторые из них были на благо Англии, но многие приводили к катастрофическим последствиям. Так, например, нежелание Папы Римского признать брак Генриха с Екатериной Арагонской недействительным привело к тому, что английский король объявил английскую церковь независимой от римской курии. Начались гонения на католических священников и монахов; естественно, не обошлось без многочисленных жертв. Начавшаяся с недовольства короля Папой Римским, эпоха Реформации в Англии принесла монархии абсолютизм и полностью подчинила английскую церковь воле короля. Но столь необдуманные поступки были свойственны Генриху только тогда, когда дело касалось женщин. В политике и в делах государства король был более осмотрителен и расчетлив. Его природный ум, железная хватка, умение делать правильные выводы в любой ситуации и прозорливо выбирать себе советников превратили Англию в одну из самых могущественных держав того времени. Он был настоящим правителем эпохи Возрождения: самоуверенным, бесстрашным и прекрасно образованным. Генрих хорошо разбирался не только в дипломатии: он знал иностранные языки, недурно играл на лютне и арфе, был сведущ в медицине. При этом обладал недюжинной силой: никто в Англии не натягивал тетиву лука с такой мощью, как это делал Генрих; более того, редко когда смельчак, не побоявшийся бросить вызов королю, уезжал с поединка самостоятельно. Но женщины были слабой стороной влюбчивого короля, его неугомонная натура требовала все новых и новых побед. Но не только распущенность короля заставляла его искать новых любовных приключений (кстати, общество и церковь, как и во все времена, не поощряли и не одобряли безнравственность и неразборчивость в любви, но и не считали это чем‑то особенным). С одной стороны, душа Генриха требовала романтики и пикантных развлечений, но с другой стороны, вопрос о престолонаследии, как дамоклов меч, висел над его головой и не давал покоя. Тучному немолодому вдовцу, сохранившему, правда, еще былую привлекательность, нужна была королева, способная стать не только женой, матерью его наследника, но и изощренной любовницей. Поэтому, не дождавшись официального представления немецкой принцессы ко двору, Генрих, превозмогая неотступную боль, помчался навстречу своей судьбе, желая поскорее увидеть ту, кто должна была воплотить наяву все его грезы.
Но, как обычно в жизни и бывает, мечты при столкновении с реальностью хорошо если просто бледнеют, а не разбиваются вдребезги. Редкая мечта становится целью настолько ясной, чтобы ее можно было воплотить, приложив волевое усилие, да и тогда недремлющее око судьбы непременно внесет свои коррективы…
Глава 10
Анна стояла около окна и внимательно, как казалось находившимся рядом с ней фрейлинам, которых король определил в услужение к будущей жене, наблюдала за зрелищем, организованным герцогом Саффолком в честь прибывшей несколько дней назад принцессы. Однако по ее отрешенному лицу, лишенному всякого выражения, трудно было понять: нравится ей представление или нет. Ни единого слова или жеста: казалось, у окна стоит каменное изваяние, одетое в нелепое платье коричневого цвета. По поводу ее гардероба дамы уже успели позлословить, нелестно отзываясь о вкусе принцессы. Но что было делать Анне? Несколько новых туалетов, заказанных еще в Кале, пока не привезли, поэтому приходилось терпеливо сносить косые взгляды, которых было предостаточно. И речь шла не только о гардеробе: незнание этикета не прощалось светом. Это со временем Анна станет законодательницей мод, признанной обладательницей безукоризненного вкуса и изысканных манер, к тому же тонко разбирающейся в искусстве. Ей будут подражать, просить ее совета. Но пока у окна стояла достаточно перезрелая, по тем временам, девица (а будущей жене Генриха было ни много ни мало двадцать четыре года), настоящий гадкий утенок, не умеющий ни вести себя, как истая королева, ни одеваться, как истинная модница.
Глядя на бой быков, специально для нее устроенный во дворе епископского дворца, где принцесса остановилась, Анна напряженно вспоминала разговор, произошедший между ней и леди Лайл накануне. Как уже говорилось ранее, умудренная опытом дама вызвалась посвятить «немецкую дуреху», как она называла Анну про себя, во все тайны английского двора. Леди Лайл (первая сплетница королевства) рассказывала о дамах и кавалерах, об их пристрастиях, победах и промахах, пороках и слабостях. Потом разговор плавно перешел в иное русло. Принцесса хотела все знать о короле, своем будущем супруге. Леди Лайл во всех подробностях обрисовала достоинства Генриха: его ум, талант и красоту. Но когда Анна прямо спросила о бывших женах, дама замялась и попыталась сменить тему разговора.
– Госпожа, к чему эти разговоры? Главное, король свободен и хочет жениться на вас.
– Но я хотеть знать, леди Лайл. Почему вы не говорите? Это есть тайна? Я слышать дома, что он убить alle Frauen. Они умереть все?
– Так оно и есть, госпожа Анна, – тяжело вздохнув, произнесла дама, – но он не виновен в их смерти, как говорят в Европе.
Скрыв некоторые подробности, рассказчица поведала Анне о судьбе несчастных женщин.
– Леди Лайл, скажите, если я не понравиться король, он убить меня? – Анна внезапно прервала свою собеседницу на полуслове.
– Почему вы так решили, госпожа Анна? – немало удивилась леди Лайл. – Наш король добр и милосерден.
– Вы рассказать мне, что он оставить первую жену умирать, вторую убить, третья снова умереть. Я быть следующий?
– Ну, полно, госпожа Анна, что вы такое говорите! – пробормотала леди Лайл, поспешно складывая свое шитье. – Что за вздор! Король полюбит вас, как любим вас мы. Дайте ему только время узнать, какая вы на самом деле. Не всегда человека можно узнать сразу. Будьте терпеливой, и тогда вы станете самой счастливой женщиной на свете!
Внезапный шум, раздавшийся из‑за закрытой двери, прервал ее воспоминания. Не успела она повернуться, как в комнату буквально ворвались несколько человек в темных, перепачканных дорожной грязью одеждах и в масках, скрывающих их лица. Ближе всех к Анне оказался высокий грузный человек, величавый и уверенный в себе, несмотря на чрезмерную полноту. Он бросил быстрый взгляд на находившихся в комнате женщин. Две дамы были ему знакомы, а вот третью, одетую в уродливое платье, король видел впервые. «Я же запретил принцессе брать с собой слуг. К чему подобное пугало при дворе», – недовольный увиденным зрелищем, подумал Генрих. Однако, не желая тратить драгоценное время на какую‑то служанку, он галантно поклонился и, протянув шкатулку, произнес:
– Король просил передать госпоже Анне подарок. Позовите ее, я хочу вручить его лично принцессе!