Роза для Марса

К столику подошёл официант и поставил перед Ташей дымящийся кофе. На это время Роза замолчал. Таша посмотрела по сторонам. Слева сидела пара модных девчонок с покупками, которые ели что‑то азиатское, проворно орудуя палочками, справа мать с мальчиком лет десяти. Они тоже ели палочками, кажется, суши. Таша сделала глоток из только что поставленной перед ней чашки.

– Так что вам от меня нужно? – спросила Таша.

– Мне нужен человек, с которым я могу сотрудничать, – медленно произнёс Роза, – вас утвердили.

– Простите, но вы… вы мелете какой‑то вздор. Или это розыгрыш, что вполне допустимо, так как у меня даже есть подозреваемые, кто бы мог это подстроить.

– Вы мне дали двадцать минут, я стараюсь успеть, – Роза оттянул немного левый рукав и посмотрел на запястье. Таша увидела светящиеся зелёным небольшие часы.

– Часы, я полагаю, показывают среднее галактическое время? – пошутила она, кивнув на его запястье.

– Нам надо закончить то, что мы начали с моим другом, – игнорируя Ташину шутку, спокойно продолжил Роза. – Я предложу вам несколько другую форму, поскольку вы не сможете заявить о себе также, как ваш муж.

– Послушайте, молодой человек, я допиваю кофе и ухожу, – она демонстративно сделала глоток. Роза не показывал никаких эмоций, просто слушал её и смотрел в глаза, – я сейчас в таком состоянии, что с лёгкостью могу поддаться чему угодно, поэтому мне лучше дальше вас не слушать. Заметьте, я даже не называю вас сумасшедшим. Я просто ничего не хочу делать, вы понимаете? Ничего. Ни для кого. У меня профессиональное выгорание. Вы слышали о таком? У меня внутри ничего нет.

Роза сидел молча, положив локти на стол и не двигаясь.

– Я смотрю телевизор целыми днями, вы понимаете, что я говорю? – начала заводиться Таша, – я гуляю по парку с шагомером, я никому не звоню, меня тошнит от людских проблем, безденежья бывших подруг, их одиночества, их неблагодарных детей, их болезней. От богатых наркоманок или алкоголичек, которые только и делают, что следят за своими мужьями и морщинами, тошнит ещё больше. Друзья Павлика вообще перестали для меня существовать, как только он заболел. И я не хочу путешествовать по разным странам, выставляя снимки в сетях. Через две недели все столицы и все музеи превратятся в одно сплошное месиво, как будто вас кормят чёрной икрой с утра до вечера.

– Так вам плохо или хорошо? – спросил Роза.

– Мне никак. Но я не готова что‑либо менять.

– И вы знаете, к чему может привести уныние?

– Простите, но вам‑то какое дело? Да, – Таша немного нахмурилась, – что за вещь вы хотели мне передать?

Мальчик за соседним столом наливал чай себе в стилизованную японскую чашечку, крышка от чайника выпала, и горячая вода выплеснулась ему на руку. Мальчик вскрикнул, обжёгшись и испугавшись одновременно. Мать вскочила на ноги, к ним тут же подбежал официант с полотняной салфеткой.

– Лёша, я всегда говорила проверять крышку, растяпа! – бурчала мать, – дай руку посмотрю. Успокойся, всё нормально… – она говорила что‑то ещё, но Таша уже переключила своё внимание. Она едва открыла рот, чтобы попрощаться со своим, мягко говоря, новым знакомым, но он исчез. Розы или Роза нигде не было. На столе же осталась красная роза, начавшая немного увядать. Таша удивлённо оглянулась, ища его глазами, но почему‑то почувствовала, что искать его было бесполезно. Рука сама потянулась к цветку.

 

Глава 3. Вам грозит опасность

 

Ташина и Павлика квартира располагалась на последнем этаже дореволюционного дома. После капитального ремонта, когда все коммуналки расселили, в квартиры заехали более‑менее состоятельные жильцы. На лестничной площадке было по две квартиры – слева и справа от широкой, с восстановленными кованными периллами лестницы. Их квартира номер девять состояла из длинного коридора, по обе стороны которого рядком начинались высокие двери: в большую гостиную, метров тридцати, две изолированные спальни с отдельными ванными комнатами, кабинет, маленькую подсобную комнатушку, просторную кухню со вторым выходом на чёрную лестницу. Так давно уже никто не строил, так строили до революции или, как стало принято говорить, до большевистского переворота 1917 года. Преимуществом последнего этажа стала возможность поставить в гостиной настоящий камин с дымоходом. После смерти Павлика Таша редко им пользовалась, он, скорее, оставался декорацией и подставкой для фотографий. Хотя она когда‑то очень любила усесться с книгой перед камином и смотреть не в книгу, а на огонь. Становилось тепло, поленья умиротворяюще потрескивали, и Таша через какое‑то время засыпала.

Какой в мае камин, когда на улице почти плюс двадцать? Но она всё равно уселась напротив пустого камина и задумалась. Взгляд неосознанно перешёл на фотографии. В основном там стояли их с Павликом фото. На одной из них Павлик улыбался один, крупным планом – в костюме, довольный, а сзади стояли какие‑то люди, непринуждённо беседуя. Кадр был выхвачен с его очередной заграничной поездки… Таша вскочила с кресла и бросилась к фотографии. Ей не показалось. На заднем фоне стоял и разговаривал с каким‑то мужчиной Роза. Его невозможно было не узнать, он обладал слишком характерным лицом, правильным и очень запоминающимся. И фокус был не размыт.

Она взяла фотографию в руки, почувствовав прохладу серебряной рамки, в которую она была вставлена, и замерла. Потом повернула голову к большому зеркалу на противоположной стороне комнаты. У зеркала красовался витиеватый позолоченный полу столик‑приставка с двумя большими старинными бронзовыми подсвечниками, привезёнными ею самой из Франции, а рядом с одним из подсвечников стояла длинная узкая фарфоровая вазочка. В вазочку она поставила ту самую сегодняшнюю розу. Цветок ожил и краснел так сильно, что взглянув на него, Таша вздрогнула. Она всегда говорила Павлику, что розы, как бы это ни звучало банально и привычно, оставались её любимыми цветами. Кто‑то любит ромашки, ландыши, экзотические каллы, герберы или лилии, цветов огромное количество, но она любила розы. И Павлик ей дарил чаще именно розы. Однажды он даже привёз букет необыкновенно красивых роз из какой‑то поездки. Каждый стебель был упакован в пластиковую капсулу со специальным раствором, так что он довёз букет в целости и сохранности.

Не выпуская из рук фотографии, Таша быстро прошла в кабинет, села за стол и открыла ноутбук. Но новых писем не было. Она быстро пересняла фото Павлика на телефон и отправила его Розе, приписав «Это вы на заднем фоне?» Она очень разволновалась. Значит, Павлик всегда держал изображение Розы на самом видном месте. Зачем? Кто знает, может, они всё‑таки продолжали общаться все эти годы? Но в чём состояло их общение? «Я предложу вам несколько другую форму, поскольку вы не сможете заявить о себе также, как ваш муж», – вспомнила она Розины слова. У неё появилось такое чувство, что Роза уже всё за неё решил – какая форма, как заявить о себе.

Последнее, что ей хотелось – это заявлять о себе. Она уже подумывала пойти на курсы по живописи, притвориться там домохозяйкой, помалкивать и рисовать натюрморты или срисовывать с фотографий, превращая всё в абстрактное и цветастое. Познакомиться там с разными бывшими бухгалтершами или математичками и перебирать околесицу бытия на переменах. Ни в коем случае не умничать и носить самые затрапезные треники. Если бы не фотография на камине, она точно выбросила бы сегодняшнюю встречу из головы.