Рука в перчатке

– От Циммермана? – Его голос был полон презрения. – Я не стал бы говорить с этим шибздиком, даже если бы мне приплатили.

– Тогда зачем вы ломитесь к нему в дверь?

– Я вовсе не ломлюсь к нему в дверь. Я собирался навестить мисс Боннер. А до других мне и дела нет.

– Это комната Циммермана.

– Что?! – Повернувшись, Лен напряженно вгляделся в верхний левый угол филенки, практически уткнувшись в нее носом. Затем потрогал дверь пальцем. – Клянусь Богом, так оно и есть! – Он развернулся на нетвердых ногах. – Не в моих привычках захаживать в комнату к мужчине посреди ночи. Уж можете поверить мне на слово. Пардон, ошибся. – Оттолкнувшись от дверного косяка, Лен проворно протиснулся мимо полицейского и направился дальше по коридору, слегка кренясь, но держась на ногах.

Хёрли последовал за ним, недовольно бормоча себе под нос:

– Слава богу, он хоть может передвигаться! Не хотелось бы тащить на себе этакую тушу.

Но поводов для беспокойства не оказалось. Лен благополучно завернул за угол в основной коридор, прошествовал к двери своей комнаты, открыл ее, вошел внутрь и с громким стуком захлопнул дверь.

Полицейский недовольно скривился, секунду‑другую посмотрел на дверь, затем развернулся и спустился обратно в прихожую.

 

Стук хлопнувшей двери в комнату Лена вскоре после половины первого ночи, может, слышали, а может, не слышали остальные – естественно, все, кроме Сильвии, которая спала как убитая, – но его явственно слышала Дол Боннер, поскольку ее комната располагалась напротив комнаты Лена, а Дол не спала. И даже еще не раздевалась. Она то сидела за маленьким столиком в простенке между окнами и что‑то писала, то пристраивалась на диванчике у окна, подтянув колени к груди и упершись в них подбородком, то расхаживала в одних чулках взад и вперед по комнате, отчаянно пытаясь привести в порядок хаос в голове. В ту ночь, между десятью и двумя часами, ей пришлось как никогда напрячь свои умственные способности: мысли в основном были бесплодными, иногда мучительными, но в целом не слишком конкретными.

Первый час Дол провела за столом с карандашом и бумагой: составляла графики перемещения каждого из присутствовавших здесь в субботу днем, строила теории с учетом всех за и против, подводила шаткий баланс возможного и невозможного. И наконец поняла, что так она далеко не уйдет – слишком много гипотез и перестановок. Тогда она снова устроилась на диванчике возле окна и попыталась осмыслить ту ложь, которую скормила ей Джанет. Может, стоит прямо сейчас отправиться к Джанет и вывести ее на чистую воду?

Догадавшись, что Джанет ей солгала, Дол сгорала от желания разобраться с вруньей и добиться правды. Желание это отнюдь не угасло, однако Дол пока сдерживалась. Она хотела учесть все возможные варианты и, если Джанет опять соврет, не купиться, как в первый раз, а припереть ее к стенке. Кроме того, имелась большая вероятность того, что Джанет будет просто стоять на своем и наотрез откажется что‑либо объяснять, значит ей лучше не знать, что ее ложь раскрыта. Ну и кроме того, разбирательство с Джанет в любом случае было крайне щекотливым делом, возможно уже напрочь проваленным. Доказательства, с помощью которого на нее можно было надавить, больше не существовало, и теперь Дол готова была убить себя за то, что в порыве импульсивного благородства стерла с арбуза отпечатки пальцев. Даже учитывая вполне гуманное желание оградить Джанет, следовало хорошо поразмыслить и, применив немного смекалки, придумать способ получше, например спрятать арбуз куда‑нибудь подальше, дырку вырезать в другом арбузе и подменить тот, что с уликой. Шервуд с Бриссенденом страшно негодовали по поводу стертых отпечатков, ведь на арбузе не осталось ни одного. Если бы они узнали, что Дол специально уничтожила отпечатки пальцев человека, который в буквальном смысле откопал перчатки…

Все это было жизненно важно, поскольку, если Джанет солгала, а она точно солгала, отсюда вытекал единственно верный вывод, придававший совершенно новый оборот всему делу. И тогда уничтожение отпечатков могло оказаться колоссальной ошибкой. Но даже если это умозаключение было ошибочным, все остальные возможные выводы из лжи Джанет были одинаково противоречивы.

Дол чувствовала себя некомпетентной. Она была озадачена, раздражена, но непреклонна. Она не могла лечь в постель и спокойно уснуть. Утром полицейские вернутся. А ведь они даже не догадываются ни о Джанет с ее ложью, ни о весьма подозрительном и странном выборе Циммерманом времени для предательства их дружбы с Мартином, ни о тайной страсти Лена Чисхолма. Однако эти люди будут здесь и наверняка могут, устав от упрямства Циммермана, посадить его за решетку. Они могут сделать что угодно…

За эти четыре часа с десяти вечера до двух ночи, когда она то сидела за столом, то устраивалась на диванчике, то расхаживала взад и вперед в одних чулках по комнате, до ее ушей долетали самые разные звуки спящего дома. Шаги в холле на втором этаже, голос Ранта, желавшего спокойной ночи, вероятно, миссис Сторрс, едва слышный звонок телефона в салоне для игры в карты, расположенном прямо под спальней Дол, а затем, уже гораздо позже, еще чьи‑то шаги, потом еще и наконец громкий стук хлопнувшей двери в комнату Лена. Примерно через час, где‑то в половине второго ночи, Дол снова услышала шаги, на сей раз на гравийной дорожке. Девушка подошла к окну и выглянула во двор. Через секунду она увидела какую‑то тень на дорожке, затем – круглое расплывчатое пятно, скорее всего чье‑то лицо, поднятое к освещенному окну комнаты.

Снизу раздался голос:

– Все в порядке, мэм. Обход.

Нервы Дол были на пределе.

– Ладно, но лучше делайте обход по траве! – выпалила она, отходя от окна.

Дол прошла в ванную – при спальне была своя ванная, – выпила воды, вернулась в комнату и присела на край кровати. Они наверняка заберут Циммермана. А может, и кого‑нибудь еще. Дол сидела, опустив плечи, устало закрыв глаза и в задумчивой нерешительности наморщив лоб. Она попыталась собрать мысли в кучку, но ни одной толковой вроде не нашлось, а если и нашлось, то как, ради всего святого, с ней поступить? Может, выкинуть это проклятое дело из головы и признать свое поражение?

Нет! Дол посидела немного, держась за это свое «нет».

Затем стиснула зубы и встала. Конечно, все это совершенно бесполезно, и ее мозг выдохся. Но если она идет по верному следу и если они действительно завтра заберут Циммермана, то у нее не останется свободы действий и придется идти к Шервуду с повинной головой: рассказать о вранье Джанет и выложить правду об отпечатках пальцев на арбузе. А значит, нужно действовать немедленно. Дол посмотрела на часы: два ночи. Полицейские будут здесь уже через шесть часов. Может, все‑таки стоит попробовать прижать Джанет к ногтю. Нет, пожалуй, не стоит. Все уже сто раз прокручено в голове. И если ее оценка Джанет хотя бы наполовину верна, это будет ошибкой. Хорошо. Тогда остается только Циммерман. У Дол имелось два рычага воздействия на Стива, если она не ошиблась: и время само по себе, и состояние неизвестности наверняка успели измотать его, не говоря уже о сильном возбуждении, давшем о себе знать, когда он делал предложение Сильвии.