Сдавайся, это любовь…
– Моня, тебя это не должно волновать. Ты остался при своих звездах, выдыхай. А мне осточертело то звездопад хвалебный ощущать, то заморозки. Я им что – игрушка для битья? Хотят – по верхней головке гладят, а хотят – нижнюю сжимают в тисках?
Я бегом сбежал по лестнице и рванул в сторону парковки, отчаянно жмякая пульт сигнализации.
– Так ты и про субординацию ничего не слышал, друг. Тоже ангела‑то тут из себя не строй, хотя бы при мне. Да будь я на месте полкашки… Эх, но я не на его месте, а ты мне друг, поэтому внимай и не перебивай, – Ярику, очевидно, было не до шуток, оттого и тон голоса стал таким серьезным, трескучим. – Короче, брат, слушай меня: Гвоздик сказал, что на этой неделе к нам приезжает какой‑то хер с лысой горы. И, между прочим, поговаривают, что старик будет его готовить вместо себя.
– Очень интересно, спасибо, дружище, за свежую сплетню. Я ахнуть должен был в какой момент? – психанул и, закрыв машину, пошёл за дом, где у гостиницы всегда толпились таксисты. Нажрусь! Точно нажрусь!
– А то, что ты берёшь себя в руки и вновь становишься любимцем Гвоздика. Ты же понимаешь, что означает приехавший чужак?
– Понимаю, Ярик, но ничего с этим поделать не могу. Я все равно нарумяню задницу старика рухнувшим планом раскрываемости. Пусть и его головку помассируют как следует!
– И кому ты сделаешь хуже? Себе? Ты Гвоздя‑то еле перевариваешь, а представь, что будет, когда какой‑то хуй засланный появится в нашем царстве закона и порядка? Все, Чибисов, выдыхай. Он урод, согласен. Но пора занять его место!
– Ты у Блиновской не подрабатываешь, Моня? Очень воодушевляет. И Генеральчик тоже умом тронулся, кстати, так и передай! – крякнул я и отрубил звонок.
То, что Гвоздь вызвал какого‑то уникума из области, я был в курсе. Не понравился дедушке наш разговор. Рассердился дедушка. И решил меня носом ткнуть, что повышать статистику умею не только я. Ну что ж… Посмотрим.
– Моня, – я снова набрал друга. – А ты не знаешь фамилию новой звезды?
– Звериная какая‑то, точно помню. То ли Медведев, то ли Овчинников, а может, и Козлов…
– Баранов? – внутри будто струна лопнула. Я выскочил из такси, подъехав к бару, где меня уже ждал Керезь.
– Может, и Баранов. Завтра узнаю…
Я сжал в ладони трубу с такой силой, что чехол хрустнул.
– Нажрусь…
План был у меня четким, продуманным и не единоличным, как оказалось, потому как Лёвка Доний, увидев меня, свернул горлышко коньяку.
– Ты‑то меня поддержишь, брат? – Лёва криво усмехнулся и наполнил для меня бокал, даже не дождавшись ответа.
– Что, Лёва, тоже жопа? – я скинул кожанку и плюхнулся в кресло, махнул Керезю, сидевшему за барной стойкой с какой‑то силиконовой блонди.
– Ещё какая, Кирилл. У меня в офисе крыса, представляешь?
– А ко мне в офис закона и порядка тоже едет крыса, – я опрокинул рюмку и зажевал лимонной долькой. – У тебя что? Бабки?
– А в том‑то и дело, что нет… Вообще крысы странные пошли. Воруют базу, уводят клиентов, методично смазывая мою шею маслом, чтобы вздернуть было легче.
Лёвка Доний был отвязным балагуром и оптимистом, поэтому видеть его в столь подавленном состоянии было максимально странно. Я даже завис, не понимая, что и сказать.
– Так давай задушим тварь? Пока меня не уволили.
– Во‑первых, надо найти её, а во‑вторых, Кирилл, твоя морда уже примелькалась. Спалимся…
– Есть у меня один должник, он нам и поможет. Генеральчику поручу, он ищейка что надо, да и харя его незнакомая. Только тряхнуть твой муравейник нужно, понимаешь? Пусть начнётся небольшая паника, тогда и выбивающихся из строя легче искать.
– Что ты предлагаешь?
– Сместить фокус внимания, пусть задёргается, начнёт проявлять инициативу. Поверь, когда в гнездо залетает чужой дрозд, владелец гнезда появится сам, – я опрокинул ещё одну стопку по горячим следам и только тогда откинулся на мягкую спинку, чтобы попытаться расслабиться.
– Здравые мысли глаголишь, Чибисов. А у тебя в чем жопа?
– Так в том же… Только дрозд уже летит в моё уютное гнёздышко. И стучать он будет ой как знатно, чтобы кресло тёплое занять.
– Как сказал один мудрый и немного датый мудрец, – заржал Лёва и со всей своей богатырской дури треснул меня по плечу. – Смести фокус внимания с этого дрозда на себя.
– Засранец ты, Лев Саныч, засранец… Стоп! А Гера куда намылился? – я обернулся как раз в тот момент, когда разъярённый Керезь выскочил из‑за приватного столика в углу зала и рванул к выходу.
– Это что за Ветер перемен тут разыгрался? – Лёва вдруг скинул маску задумчивости, а на лице его заиграла такая мечтательно‑влюблённая лыба, что даже смешно стало. Но ненадолго… Потому как из беснующейся толпы выплыла моя новая, но пиздец как хорошо знакомая Людмила Аркадьевна Курочкина.
Моя челюсть сбацала рядом с Лёвкиной, а глаза должны были выпасть и покатиться следом за шикарной женщиной.
Я, как чумной, смотрел вслед её ошеломительной фигуре и бесконтрольно генерировал все новые и новые позы, что не успел опробовать. Ещё даже не вдохнул запах её кожи, не ощутил нежность пушистой копны волос, не насладился соблазнительными пропорциями, а член уже стал болезненно каменным. Да и вообще, кровь забурлила, то с силой ударяя в мозг, то отливая, лишая способности мало‑мальски соображать. Как собачонка, смотрел на лакомство…
Эта её шикарная аппетитная задница, крышесносные сиськи и длинные ноги с тоненькой щиколоткой.
Я пропал…
Мог бы – непременно объявил бы в розыск собственную выдержку. Но не могу… Сдулся майор… капитан Чибисов. Как шарик воздушный, готовый оказаться в её нежных ручках.
Боже, что это за женщина?
Откуда она взялась на мою голову?
И ведь дело совсем не в моське как с картинки глянцевого журнала, хотя признаться, личико у неё что надо, тут что‑то другое…
– Бля… – зашипел Лёва и стал стремительно стекать под стол. – Лена Михайловна… Какого хера в этом баре собралось полгорода? Ещё этот Груздев, оказывается, благотворительную вечеринку закатил.
– Кто такой Груздев и кто такая Лена Михайловна?
– Лена – девица, которую мне матушка навязывала для… Короче, в целях обретения статуса государственного образца, – друг прикрылся курткой и лишь кивал на бутылку, намекая, чтобы налил.
– Женился чтобы?
– Тьфу‑тьфу‑тьфу! Накаркаешь ещё! – зашипел Лёва, стягивая бокал под стол.
– Эх… Не бережёшь ты свою матушку, Лёва. Не бережешь!