Сдавайся, это любовь…

Моё сердце снова сделало кульбит, упало на дно матки, отрикошетило к лёгким, осушило горло и вернулось на место от одного только взгляда на него. Я не шевелилась, срослась с ограждением, рассматривая его с ног до головы. Вроде ничего особенного: джинсы, белая футболка и косуха, а выглядел, как Бред Пит на красной дорожке. И эта походка его вальяжно‑блядиная, и бесстыже‑охренительный голос, в котором вибрировала сексуальная хриплость, всё в нём было, как с картинки. Нет… Всё в нём было, как из горячего фильма для взрослых, где он, отвязный хулиган, разбивает сердце милой скромницы.

– Распущенный мерзавец, – шептала я, откровенно пялясь на его задницу. Боже… Это ж издевательство!

– Кто ж его распустил? – безмолвно хохотала Ника, пританцовывая на своих красивых, но неудобных шпильках.

– Распускают носки и слухи, Курочкина, а он просто распутный, – Анька рухнула лицом мне в спину, лишь бы не рассеяться в голос.

– Распущенный он, что, не видно? – кусала губу, старательно отворачиваясь от пытливых взглядов подруг, чтобы лишнего не показать. – Всё! Решено! Распущенный мерзавец! И не спорьте со мной. Вы вообще слепые, что ли? Не видели, как он меня домогался?

– Это ещё кто кого, Курочкина…

– Ой, а понравился, да? Сердечко тук‑тук сделало? И уже на свекровь в гостиной наплевать, и на парашюты в рябину, да? – Ника передразнивала меня, корча моську. – Чего тогда стоишь? Иди, давай, пройди мимо, шикани своей зачётной задницей, Курочкина, сделай вид…

– … что просто мусор выносила! – не удержалась Анька, вставила свои пять копеек, а потом со всей дури укусила за плечо, хороня смех.

– Дуры, бабы, ей Богу!

Но я даже понять ничего не успела, как у тротуара с визгом тормозов остановилась полицейская машина. Яркие вспышки мигалок разрезали темноту, лишая нас отличного укрытия. Анечка зашептала и потащила нас за мусорный бак, чтобы уж точно не нашли. А когда я отдышалась и всё же выглянула, то у входа в клуб уже никого не было. Исчез… Как появился, так и растворился.

– Так ему и надо, придурку! – меня вдруг словно отпустило, смех щекотал горло и ласкал губы, что ещё так отчетливо помнили нежность его поцелуев. Странный… Как буран. Внезапно накрывает, и ты уже в его плену без права на какое‑либо сопротивление. Да какое там может быть сопротивление? Со стихией не спорят…

– Люсь, телефон, – Мишина вышла из укрытия первой, аккуратно подходя к краю дороги, чтобы убедиться, что мы одни.

– Алло, Марьяна Дмитриевна? – я чуть язык не проглотила. Моя «сочная» клиентка просто так в три часа ночи звонить не станет. Для этого же повод нужен. Оттого и беспокойно вдруг стало.

– Людмила Аркадьевна! Я в полиции!

– Где?

– В пятнадцатом отделении, на Фрунзе…

– Я знаю, где это, но что вы там забыли?

– Я мужа уби‑и‑и‑ила… – взвыла Купатова.

– Чёрт! Так, чтобы я больше не слышала этих слов, Марьяна Дмитриевна. Буду через двадцать минут, и до этого я бы советовала ни с кем не разговаривать.

Хмель в один миг растворился, в кровь выбросило дозу адреналина, а мозг со скрипом стал проворачиваться, пытаясь понять, какого хрена произошло?

– Люся! – Анечка размахивала рукой, придерживая открытую дверь такси. – Давай шустрее.

– Чёрт, девки, придётся покататься, – я плюхнулась на переднее сиденье и явно удивила сонного водителя адресом полицейского участка. Мужчина подозрительно осмотрел нас, но с места тронулся.

– Люсь? Ты его знаешь? – холодные пальчики Лисицыной стали гулять по моей пылающей шее. – Давай, колись. Это и есть твоя таблетка от Кура? Да?

– Девки, я его впервые видела, и, дай Бог, больше не увижу!

Эх… Что я там говорила Анечке про зарок? …

Пустые ночные улицы встречали нас мигающими сигналами светофоров, влажным после дождя асфальтом и тёмными безликими зданиями. Я заставила себя переключиться, потому что по голосу Марьяны было понятно, что это далеко не шутка и не розыгрыш.

Чёрт… Кого привлекать? Я же не занимаюсь «уголовкой»! Семейное право – вот, во что я погрузилась в последние годы. Нет, «уголовка» – дико интересно, но опасно и не так доходно, потому что больше двух дел просто никак не вывезти в одиночку, а вливаться в компанию таких же повёрнутых, как я, больше не хотела. Хватит… Мне моя работа нравится. И если Купатова и правда вляпалась по самые гланды, то придётся искать подходящего специалиста.

Я быстро расцеловала девчонок и влетела в сонный полицейский участок. Тёмные коридоры отражали цокот моих шпилек и дикий храп из окошка дежурного. Я провела мокрыми ладонями по платью, наивно пытаясь удлинить его, чтобы хоть немного потрудилось скрыть мою задницу. Постучала, вовремя ловя улыбку оттого, как мужчина, распластавшийся на стуле, подскочил.

– Доброй ночи, – я захлопала глазами. Мужчины так слабы перед женской тупостью и очарованием, они переключаются и начинают источать снисхождение. Вот и этот сонный лейтенантик пусть изопьёт из моего кубка. – Я адвокат Марьяны Купатовой, могу я увидеть своего клиента?

– Вы время‑то видели? – крякнул лейтенант и стал истерично надевать ботинки под столом. – Половина четвёртого!

– Работа не знает графика, вы же сами понимаете, – снова заулыбалась я.

– У капитана надо спрашивать. А он злой вернулся, поэтому на вашем месте я бы подождал часов семи утра, – парень включил настольную лампу и погрузился в чтение какой‑то книги. Он что, реально считает, что я сейчас сяду и тупо буду ждать какого‑то пузатого капитана, чтобы увидеть клиента? Придурок…

– Так спроси, милый мой, спроси.

– Я же сказал, что злой он вернулся, всё равно не пустит. Садитесь и ждите Монина или Генеральчика, они утром будут. А с Чибисовым бы я не стал связываться, – парень будто реально пытался помочь. И взгляд был такой добрый, открытый. – Как бы это сказать, чокнутый он на всю голову. Понимаете?

– А ты не переживай, я девочка взрослая, – протянула своё удостоверение и паспорт ему в окошко. – Давай, выписывай пропуск и скажи номер кабинета. Остальное я сделаю сама.

– Я предупреждал, – парень дёрнул плечом и записал мои данные в журнал, затем протянул его для автографа и махнул в сторону лестницы. – Шестьдесят девятый, это на втором этаже.

– Шестьдесят девять, – прыснула я смехом, представляя, как можно будет постебаться над лысым пузанчиком. На цыпочках пролетела лестницу, а у кабинета притормозила, сняла косуху, поправила вырез платья, чтобы, так сказать, блеснуть козырями. Так и представляю его сальный лапающий взгляд. Знаем – плавали. Эти капиташки всегда сначала ерепенятся, а потом податливо тонут в очаровании или в декольте. Сегодня планирую нанести двойной удар. Предумышленное убийство. Хм… Бедняжка.

Я аккуратно стукнула костяшками в дверной косяк и толкнула створку.