Шакал. Дама без собачки

– Тогда сбегай в бар и принеси всем воды…

– А мне два пива, – быстро добавил Сергей.

Пусть вон папа сходит, – парировал Коля. – Ему полезно двигаться.

– Ну ты… – начала было Ирина и тут же перебила себя, схватив Верникова за руку: – Вон, вон, идут по сосновой дорожке, смотри!

– Кто – идет? – лениво спросил он.

Настил из деревянных планок тянулся до начала черепашьей зоны, и когда песок прокалялся до нестерпимости, все ходили к морю только по нему.

– Да девочки… ближе к нам – та, по которой страдает наш Ромео.

– Ну мама…

По дорожке, покачивая бедрами, задницами, грудями и всем прочим, двигались два небесных создания в несуществующих стринг‑бикини. Ровные, идеально сложенные, совершенные в каждом сантиметре.

Та, которая вышагивала справа, ничем не уступала той, что была слева, обе казались сошедшими с одного конвейера. Коля не зря познакомился с такими. Девчонки были пусты и ничтожны, как куклы «Барби», но… Но лет десять назад сам Верников – чего греха таить – не отказался бы поочередно раздвинуть им ноги.

Однако сейчас рядом с ним сидела в еще не высохшем купальнике сорокалетняя Ирина Анохина. Красивая когда‑то, но теперь потерявшая очертания фигуры, поблекшая лицом – и ей никогда не суждено было вновь сделаться такой, как эти две вагины на ножках. Десять лет дружбы пролетели незаметно – практически они состарились вместе, и теперь Верников не мог ее предать даже на словах. Поэтому он презрительно хмыкнул и сказал, стараясь вложить в интонацию максимум издевки:

– И что? Эта кривоногая уродина и есть предмет, из‑за которого ты стеснялся идти к морю?

И тут же услышал благодарную усмешку Ирины. Она поняла, что он так выразился именно для нее.

– Слышал, что дядя Костя сказал? А он специалист, поверь мне.

– Но мама… Но дядя Костя… Они ночью на дискотеке такие красивые были… – простодушно оправдывался Коля.

– Ах, Николай, Николай, – Верников похлопал его по плечу. – Это же элементарно, и не надо быть Ватсоном… Ночью все девочки красивы…

Ирина хихикнула.

– …А уж о мальчиках я и не говорю, – закончил он.

– Какие мальчики, какие девочки? – встрял в разговор Сергей.

– Пап, а дядю Костю, оказывается, кошки искусали, – объявил Коля, явно желая сменить тему.

– Так это его профессия. Чтобы кошки кусали.

– Ну не скажи, – ответил Верников, опять чувствуя язвительную усмешку в словах друга‑компьютерщика, который считал свою профессию важнее. – Меня кусали не только кошки.

– Дааа? А кто еще? – с детской непосредственностью уставился Коля, и Верников вдруг отметил, что узким лицом и правильным профилем мальчик страшно напоминает Ирину, какой она была в те годы, когда он ее желал…

– Ооо… Возьми «Жизнь животных», открой оглавление и вычеркни тех, кто не кусал, – он усмехнулся. – Так быстрее будет.

– Ну нет, я серьезно, дядя Костя!

– Серьезно… Собаки, конечно. Разные. Всех пород. Хомяки, крысы, морские свинки, попугаи…

– А разве попугаи не клюются?

– Попугаи именно кусаются. Клюются курицы. Тоже клевала, успокойся. Утки щипали и гуси. А также кусали коровы, козы, овцы, лошадь. Как‑то раз ящерица…

– Ты что, даже ящерицу лечил?! – поразилась Ирина.

– Да нет, – Верников засмеялся. – Непроизводственный случай. На даче как‑то раз увидел, наклонился, руку протянул. Она не испугалась, а решила от пальца кусочек откусить.

– И как – откусила? – хмыкнул Сергей.

– Нет. Я для нее слишком большим оказался.

– А еще кто, дядя Костя?

– Еще… Белка, выдра, уж. Один раз норка, два раза хорек…

– …Ну тебе прямо медаль надо дать – за ветеринарные заслуги, – насмешливо перебил Сергей.

– …И даже осел.

После реплики Сергея упоминание Верникова об осле прозвучало двусмысленно. Так, что Ирина захохотала, весело глядя то на него, то на мужа.

Верникову стало неловко. Он не хотел обидеть своего язвительного друга. Но Сергей был настолько толстокож, что, кажется не ничего понял. Тем более, тут же снова заговорил Коля:

– А осел?! Осел откуда?

– Осел – особая история. Я когда учился, на практике в Средней Азии был. Там этих ослов… как собак.

– Так вы за границей учились?! – уважительно переспросил Коля.

– Какая заграница, оболтус, – с неожиданным раздражением перебил отец. – Учишь тебя учишь, платишь за тебя платишь, а толк один – девочки, да каждый месяц потерянный мобильник… Когда дядя Костя учился, Средняя Азия не была заграницей. Мы жили в СССР. И всякие узбеки были такие же граждане, как и мы.

– Genau so, – по‑немецки подтвердил Верников.

– А верблюд тебя, часом, не кусал? – с прежней усмешкой спросил Сергей, который не понимал немецкого, но хотел, чтобы последнее слово оставалось за ним.

– И даже не оплевал. Верблюд был абсолютно здоров.

Все помолчали – вероятно, пытаясь представить себе абсолютно здорового верблюда.

– А скажите, дядя Костя… – снова начал Коля. – Кто хуже всех кусает?

– Ты не поверишь, но – самая простая кошка.

– А почему? – с искренним интересом спросил Сергей.

– Во‑первых, она сама по себе кусучая. А потом, у кошки тонкие и длинные зубы. Раны долго не заживают. Посмотри на мои руки…

– Да уж… – пробормотала Ирина. – Руки твои – это просто ужас. А зачем ты даешь кошкам себя кусать? Неужели нельзя ассистента попросить или хозяина… Чтобы подержал. Или морду ей связать, или еще что‑нибудь.

– Ты правильно сказала. Я именно даю им кусать. Связать и обездвижить можно хоть тигра. Но это точка зрения обычного человека. А не врача. Животных лечить труднее, чем людей. Хотя бы потому, что они не говорят, что у них болит. И сложно отслеживать улучшение. Особенно у кошек. Они слишком маленькие. Анализы и все такое… – тут иначе, чем в человеческой медицине. Все надо видеть быстро и точно. Самый надежный способ – не связывать кошке морду. Пока животному плохо, оно позволит сделать самый больной укол. Поскольку чувствует: я пытаюсь помочь. Когда становится лучше – начинает сопротивляться. Лапами отмахиваться. Легонько покусывать. А вот уж когда укусит по‑настоящему – тут можно сказать, что дело сделано. Животное полностью здорово.