Шарм, или Последняя невеста
=Валерия=
Бегу прочь, Север не преследует. Высказал свое гадкое отношение и единственное желание, я другого не ждала. Плачу беззвучно, потому что больно от его слов. Банальная, но такая неожиданная и резкая фраза. Я пустышка. Дура. Думала, что справлюсь, но шарм сильнее меня. Эти жестокие слова зацепили струнку в моей душе и подорвали на моральной мине.
Через зал, заполненный людьми, выбегаю к главному фойе. Стараюсь держаться около стены, чтобы Валентина не заметила, потому что принудит вернуться.
Все плывет перед глазами от слез, в горле ком, будто рот набит ватой. Паренек в форме шарахается и без слов пропускает меня на улицу. Видит, что морду расцарапаю, если остановит.
Снаружи холодно. Снег валит. Лопатый, красивый, нежный. Мир прикрывается туманной пеленой, кажется сказочным и невероятным. А меня еще сильнее вздергивает на виселице эмоций. Домой хочу, к папе, прижаться щекой к его теплой руке, уткнуться носом в шероховатую ладонь, услышать его запах, что теперь переплелся с больничным.
Полушубок остался в беседке, плечи обжигает морозом и колючими снежинками. Они тают на коже и ледяными дорожками заползают под ворот платья.
– Ненавижу… Ненавижу шарм! Откуда ты взялся?! – шепчу яростно, выпуская изо рта густой пар и скручиваясь от холода. Хочу вернуться назад за одеждой, но дверь распахивается и наружу вылетает Генри. Взъерошенный, с возбужденным взглядом.
Срываясь с места, бегу по улице, не оборачиваюсь. Не хочу с ним заигрывать, не буду. Нет‑нет‑нет! Пусть мачеха другого найдет, толстого, уродливого. Мне все равно, только не того, кто привяжет к себе, заставит полюбить, а сам не сможет.
Туфли скользят по морозному асфальту, на повороте чуть не улетаю лицом в заставленную игрушками витрину, спасает фонарный столб, но пальцы обжигает колючим холодом. Отрываю руки от металла и мчу дальше.
Генри приближается, его быстрые шаги пугают, страх сковывает плечи. Почему он меня преследует? Зачем я ему? Все проклятый шарм!
Поскальзываюсь – высокий каблук не годится для пробежек. В горле горит, в груди стучит, а из глаз слезы ручьем. Они застывают на щеках колючими льдинками. Я не позволю кому‑то увидеть себя такой слабой.
Скидываю туфли и бегу босиком. Ноги охлаждаются за несколько секунд, но я не могу остановиться. Рвусь вперед, уже не обращая внимания на крики за спиной.
– Лера! Стой! Да остановись ты!
А дальше – дома в глубокой тени. Я ныряю в нее, как в холодное озеро с монстрами. Поскальзываюсь и больно врезаюсь ступней в камень или кирпич. Лечу головой вперед прямо в стену. От боли не могу удержаться на ногах, падаю на холодную землю и сворачиваюсь клубком. Платье вздувается, а затем медленно опадает, как лопнувший шарик. Вместе с ним – мои силы и желание шевелиться.
Сцепляю зубы и затихаю. Когда глаза привыкают к темноте, понимаю, что залетела в тупик с мусорными баками и где‑то между ними упала.
– Валерия, где ты? – Мужчина проходит мимо.
Вижу край его рукава – так и вышел в одной рубашке. Слышу стук каблуков.
– Замерзнешь же, дуро… – откашливается. – Глупая. Выходи.
Да, я дура. Та, что никогда не сделает тебя счастливым, Генри Север, потому что ты не сможешь почувствовать ко мне любовь. Не хочу и пытаться. Шарм беспощадный, жестокий, необратимый. Я слышу его даже сейчас и будто схожу с ума от фантомного аромата. Закрываю глаза, но все равно не могу успокоиться, прячусь под руками и сжимаюсь до маленькой пружинки.
Уходи, уходи, уходи, пожалуйста…
Генри зовет еще несколько раз, а затем проходит мимо баков и исчезает в морозной дымке улиц.
Облегченно выдыхаю, выпуская облако пара. Наши пути не должны больше пересечься. Плачу и грызу кулак, чтобы не скулить. Мне жутко холодно и невыносимо больно из‑за того, что подвела отца. Я не смогу ему помочь. Не смогу спасти…
Глава 8
=Генри=
Когда Валерия выкрикивает: «Я думала, что вы другой!» – меня пробивает током. Затапливает цунами. Оглушающим, удушающим.
Прихожу в себя, когда девушка уже выпорхнула в общий зал и растворилась среди потно‑пьяных и разодетых гостей приема.
Понимаю, что нельзя идти за ней: очень хороша. Осознаю горечь наших отношений – невозможно будет оградиться от чувств, я слишком уязвим сейчас. Нервы на грани, потому лучше держаться подальше от рисков и продолжать ждать лучший вариант. Невеста не должна мне нравится – это самоубийство.
Опускаюсь на стул и сжимаю руки перед собой до острой боли в пальцах. Не зашло с Лерой далеко – могу только порадоваться. Стираю с лица усталость: провожу ладонью вниз, цепляя прикрытые веки и холодный нос.
Неожиданно взгляд, будто кто‑то направляет ярким лучом фонарика, цепляется за темный полушубок на спинке стула.
– Твой ж мать! – грохаю кулаком по столу. Приборы звеня расползаются в разные стороны и толкают бокал Валерии. Он подпрыгивает и переворачивается. Вода выплескивается совсем рядом со мной, успеваю отодвинуться и поймать бокал на лету. Только пальцы сжимаются резко и сильно, и тонкая ножка с хрустом отламывается, а головешка падает на кафель, разлетаясь на осколки.
Вот так разбивается моя жизнь. Но разве не треснула она со смертью родителей?
Время лечит. Частично правда, частично заблуждение. Потому что близкие люди никогда не забываются, раны от потерь не заживают – разве что ты привыкаешь к боли, оттого и кажется, что ее меньше.
Осторожно снимаю со стула лоскут меха, что укрывал плечи Валерии. В порыве тягучих и болезненных воспоминаний тяну его к губам и вдыхаю легкий запах цитрусов и полевой ромашки. Она даже пахнет по‑особенному, нельзя мне с ней, чувствую, что цепляет. Крепко так, волшебно.
Если бы не проклятие. Если бы не оно…
Выглядываю в зал, ищу взглядом малиновое облако, но не нахожу. Куда она пропала? В уборной?
Проверяю, но Леры нигде нет. Отбрыкиваюсь от гостей занятым видом и короткими «конечно», «позже», «благодарю».
Ищу взглядом квадратную голову Егора, но охранника и след простыл. Да и не надо, я сам должен решить этот вопрос. Не хочу никого вмешивать, лишние глаза и уши ни к чему.
Может, Лера на машине?
