Сломанные Клетки

– Может, мы просто найдём их и заставим выйти?

 

– В этом нет необходимости.

 

– Да чёрт возьми. Ладно, как скажешь. Хотя вы, там, может, всё‑таки выйдите?

 

Дина невольно пыталась поймать взгляд Риты, пока та напряжённо смотрела в землю, видимо, решая, что делать. Очевидно, что, несмотря на все усилия, остаться незамеченными не вышло. Конечно, странно, что их обнаружил лишь один человек из такой большой компании, но всё же. Наконец, Акаева подняла взгляд.

 

– Лучше их не злить. – тихо сказала она. – Их много, и они странноватые. Мало ли. Давай выйдем. Всё равно они знают, что мы здесь.

 

– Ты уверена?

 

– Да.

 

– Хорошо.

 

Дина хотела обогнать Риту, чтобы в случае чего получить первой, но едва смогла выйти в принципе, с трудом преодолевая внезапно разлившуюся по телу скованность. Казалось, перед ними были обычные подростки, но что‑то в них было неуловимо не так. То ли в мимике, то ли в выражениях их лиц. И именно то, что эту самую странную, тревожащую деталь никак не удавалось обнаружить, делало их всех какими‑то по‑особенному жутковатыми. Хотя, как ни странно, Рита этого, казалось, просто не замечала. Впрочем, она всегда была смелее.

 

– Полагаю, – обратилась Акаева к присутствующим, – мы можем идти?

 

– А прятались‑то зачем? – обладателем раздражённого голоса оказался низкий черноволосый парень лет пятнадцати. – Алкашку что ли втихую пробовали?

 

– Нет. Повторюсь: мы можем идти?

 

– П‑простите, мы тут просто костёр жгли и подумали, что если нас увидят, то могут позвать полицию – это ведь как бы не совсем законно, а если бы об этом узнали родители, то нам бы сильно влетело, мы просто думали, что тут никого не будет, так что как бы да… Извините.

 

– Да делать нам больше нечего! – парень раздражённо закатил глаза. – Зрячий, что скажешь? Пусть идут?

 

Тот, кого так называли, оказывается, всё это время стоял у стены спиной ко всем прямо у того самого рисунка, который Дина заприметила ранее. Это был хилый человек неопределённого возраста, бывший явно старше всех присутствующих, но не сильно. Одетый во всё чёрное, почти неестественно спокойный, он казался совершенно чужеродным во всей этой обстановке и ситуации. Когда же Зрячий обернулся, на лицо Дины пала тень грусти: вместо глаз у этого человека были жуткие раны, что не могло не вызвать сочувствие, по крайней мере, у Пушкиной.

 

– Конечно. Вы можете идти. А можете остаться, если хотите. И увидеть то, что, вероятно, изменит ваше представление о реальности. Скажите‑ка мне, что для вас истина?

 

– Объективный факт, который можно доказать или опровергнуть. – не задумываясь, ответила Рита. – Он не зависит от человеческого восприятия и позволяет прогнозировать будущее. Он будет существовать и иметь силу, даже если человечества не станет. К чему вопрос?

 

– А для меня… ну… – Пушкина замялась, виновато улыбаясь. – То же самое, наверное. Не знаю. Простите.

 

– Хорошо. Вы стремитесь к объективной истине. Это можно понять. Но как бы вы ни старались, истина всегда будет в людях.

 

– В каком смысле? – Рита слегка нахмурилась.

 

– Сейчас Вы меня не поймёте, а Вы слишком не уверены в себе, чтобы слушать.

 

– А, простите.

 

– Здесь нет Вашей вины. В любом случае… На данный момент мы ничего с подобным сделать не сможем.

 

– Спасибо за беседу, – Рита осторожно сжала руку Дины, давая понять, что той сейчас лучше молчать, – но нам уже пора. Родители ругаться будут.

 

Зрячий почему‑то слегка улыбнулся.

 

– О, понимаю, более чем, а потому ни в коем случае вас не держу. Всего вам наилучшего.

 

– Спасибо. Вам тоже. Пойдём.

 

– Д‑да, и Вам! Э… Всем вам!

 

Рита шла быстро, едва не срываясь на бег, и, в отличие от Дины, не оглядывалась.

 

– Прости, я сделала что‑то не так? И отпусти руку, пожалуйста, я за тобой не успеваю.