Смена
Вычищенная, ещё с раннего утра от снега, плиточная дорожка пролегала через все дворы, подобно паутине, связывающей все дома и площадки вместе. Где‑то вдалеке слышался отдалённые удары лопатами по подмёрзшему снегу на дорогах. Маленькие дети резвились на горках, играли в снежки, лепили снеговиков, пока их мамы так увлеченно лайкали посты своих подруг.
– Молодой человек, стойте, подожди! – Внезапно, послышался тихий голос, будто прям в ухо прошептали.
До подъезда Андрея оставалось пару десятков метров. Но прежде, чем он успел до конца перейти дорогу, разделяющая детскую площадку и его дом, он обернулся в сторону от куда его звали.
Уже седая, лет семидесяти, старушка, сидела на скамейке в ожидании того, как Андрей удосужится к ней подойти.
«Чего ж она сразу мне не сказа, чего она там хотела? Куда я ключи мои утром кинул?»
Но в итоге, послушно подошёл к той самой бабуле.
Видит он её впервые и раньше не встречал. К его удивлению, она отлично выглядела для своих лет. Старушка сидела прямо, не горбясь, с достоинством, на уже, не первый раз перекрашенной, но так и не определившись, какой цвет краски ей подходит больше, скамейке. Андрей сразу же обратил внимание на её руки, они не дрожали, а, наоборот, были намного живее большинства его знакомых, так любивших курить всякую дрянь в школьных туалетах. Бабушка была в пальто нежно‑бежевого цвета. На груди её висела солидная брошь с цветком лаванды, а на пальце серебряное кольцо со звездой.
– Рада тебя видеть, родной мой. Спасибо тебе за всё… – В её глазах Андрей смог разглядеть наворачивающиеся слёзы, постепенно превращающиеся в сосульки, но не от сожаления или, какой‑то утраты, а от искренней радости. Наконец, отведя взгляд, куда‑то в небо, старушка до жути знакомым голосом прошептала, как будто себе в душу. – За всё, спасибо…
Андрей ничего не ответил.
«За что «спасибо» то? С возрастом же многое бывает, может маразм, какой‑нибудь или слабоумие у неё, вот и перепутала меня с кем‑то из своих внуков»
Не ясно откуда взявшееся осуждение к этой странной бабуле сменилось жалостью и пониманием, что не все могут сохранить здравый смысл в старческие годы.
«Может она хозяйка того кота? Тогда, что она тут делает, и как она про меня узнала? Подглядывала? А может шизанутая, просто…»
– Андрюша, любовь моя, тебе нельзя туда. Посмотри, посмотри! Что ты и они с нами сделали. Я осталась здесь, я…я… я не смогла справиться, не смогла переехать в столицу, осталась здесь, в нашем чёртовом городе, – старуха, вцепившись ему в руку, встала на колени, начав шептать, словно одержимая. Глаза её были стеклянные, а радужка глаза стала бесцветной, белой, мёртвой, – Я не смогла. Я не смогла, не смогла справиться… Сошла с ума, с ума сошла! И всё ты! Ты‑ы‑ы‑ы! Ты был мне другом, моим женихом, Андрей, помнишь?!
Незнакомка, теперь всё сильнее походившая больше на говорящего трупа, нежели на милую старушку, завопила, сжав руку Андрея так, что костяшки его побелели, а вены начали пульсировать. Багровые слюни вылетали клочьями из её рта. Андрей намеревался вскочить, броситься прочь, но тело не повиновалось, руки ослушалась его и, словно плеть, повисли вдоль тела мёртвым грузом. Он просто смотрел.
– Семья не узнали меня, посчитали сумасшедшей. Но я не психичка! Я всё ещё помню лагерь, помню всех, помню казнь и костры, тёмный лес, заброшенную школу, кресты, реку, много снега, стрельбу!
Старуха начала истерически трястись, колотить руками всё вокруг, сдирая с себя прядями гнилые волосы. Лицо сводилось судорогами и в конце концов застыло посмертной маской.
– Не пущу тебя, не отдам никому. Никогда. Я всегда тебя любила, ты мой!
Язык Андрея отказывался реагировать на приказы мозга. И только зрачки перемещались по неестественным изгибам её морщин.
Хватка ведьмы на миг ослабла, и Андрей только подумал рвануть прочь, как, собрав свою многолетнюю боль и страдания, старуха вцепилась ему когтями в ноги, разрезая ногтями брюки и разрывая кожу в мясо. Андрей хотел тут же завопить, заорать от неистовой боли, но, что‑то заткнуло его. Будто губы его были залиты клеем, прибиты скобами степлера. Обжигающие слеза ручьём скатилась по холодной щеке.
– Глушилки! Школа – это засада, не беги туда, когда Он придёт за вами с леса! Данил Сергеевич говорил правду! Ему пришлось, не допусти того, чтобы он умер из‑за вас! Он ключ к разгадке!
Она заревела. Вынула руки, вырывая ногти из плоти. Образовавшиеся раны начали кровоточить, брюки намокли красным, постепенно замерзая на морозе. Тут же хлынуло пламя, её кожа обуглилась. Стала гнить, течь, рваться.
– Сука, отошла от меня! Иди на хрен, тварь! Не трожь меня, сука! – Наконец, рот разомкнулся. Клубы пара обволакивали сгоревшую мумию. – Прочь, прочь! Не трожь меня! – Он зажмурил глаза.
– Андре‑е‑е‑ей!
– Прекрати, прошу!
– Андрей!
– Спасите меня, помогите! Люди!
– Андрей, что с тобой? Ты в своём уме?
Он разомкнул веки. Адская боль улетучилась, колени не были раздроблены, брюки в миг стали сухими и чистыми. Он стоял посреди площадки. Дети его боязливо обходили, а родители оборачивались, шушукались.
– Я всё понимаю, ты любишь всякую чепуху вытворять, но это уже слишком…
– Витя? – Уже не веря во всё происходящее, робко спросил Андрей.
– Да. Слушай, если тебе хочется покричать, иди домой лучше покричи. На тебя уже все прохожие смотрят. – Стоя рядом, даже Вите стало неловко и стыдно за своего нелюбимого товарища.
– А баба? Огонь, вопли, слёзы, где это всё? Вить, чё сейчас было?
Андрей стал скитаться, водить головой по сторонам, не обращая ни на кого внимания. Даже на своего внезапного спасителя. Старуха исчезла, будто её здесь никогда и не было. На месте, где сейчас должен был стоять обуглившийся труп, прежде лежал обычный снег. Ничего больше.
– Слухай, мой тебе совет, иди домой лучше, шо‑нибудь хлебани. Чая горячего с мёдом и баранками выпей. Вид у тебя больной. Шо с тобой?
Андрей растерянно кивнул головой. И абсолютно молча, не проронив ни слова на прощание, пошёл в сторону своего подъезда. Нужно успеть ещё вещи собрать…
Глава 3 "ДОРОГА"
***
