Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 1
Перед домом пышно цветёт сирень. Запах стоит одуряющий. Мы обходим заросли и садимся на одиноко стоящую лавку. Теперь от улицы нас отделяют кусты, а окна дома находятся выше наших голов. Такой вот укромный уголок.
С этой самой лавки Алик и возвращался под утро, с распухшими от поцелуев губами.
Из тёмной кроны пирамидального тополя вдруг выдаёт трель соловей. Он самозабвенно щёлкает в ночной тишине. С высокой груши через дорогу ему отвечает второй. Птахи пыжатся, стараясь перепеть друг друга.
На душе растекается невероятная благость. Сирень. Соловьи. Девушка красивая под боком. И пахнет вкусно.
– Лида, а что у тебя за духи?
– Красная Москва, – она придвигается теснее, – у мамы взяла, нравится?
Под влиянием момента кладу руку Лиде на талию, и она тут же прижимается ко мне.
– Ты обязательно всё сдашь на пятёрки, – шепчет мне она, – Не зря все учителя говорят, что ты самый способный в классе. Поедешь в Белоколодецк и поступишь в свой политех. Тебе комнату в общежитии дадут и стипендию повышенную, как отличнику.
– А ты? – понимаю, что мы подходим к самой сути.
– А я к тебе приеду, – тёмные глаза смотрят прямо в глубину мальчишеской души, а пухлые губы шепчут, обещая, – приеду, и распишемся с тобой сразу.
– А родителям что скажем? – офигеваю.
– Ну что ты, как маленький! – Лида отстраняется. – Они не узнают ничего. А когда узнают, уже поздно будет. Нам с тобой отдельную комнату дадут, а может, и молодожёнку, – мечтает она. – Ты на работу устроиться сможешь…
– Так погоди, – останавливаю, – со мной всё понятно. А ты?
– Алик, ну мы уже договорились обо всём! – одноклассница злится, но держит себя в руках, – или ты из‑за Копчёного обиделся?! Так ты подумай, не будет в Белоколодицке никакого Копчёного. Только ты и я!
И она для убедительности прижимается ко мне упругой девичьей грудью. Такой аргумент, надо думать, действовал всегда. Тело колотит. Алик бы в таком состоянии душу дьяволу отписал бы, не то что своё ещё неясное будущее.
Видать, такие разговоры о будущем ведутся не в первый раз, и Алик раньше не взбрыкивал и охотно впрягался в уготованное ему ярмо. Отсюда и интерес. Я для Лиды билет первым классом до областного центра. Моё желание разузнать подробности она воспринимает как попытки мухи вырваться из паутины.
Вся эта лавочка вместе с сиренью и соловьями кажется мне теперь ловушкой, в которую поколения Лиходеевых заманивали мужиков, чтобы охмурить их и использовать в своих личных целях.
Самой Лиде ВУЗ или техникум не светит. Про таких говорят: «Девочка, ты отличница? – Нет, я удовлетворительница!». Учителя Лиходееву терпеть не могут, и та отвечает им взаимным презрением. Удивительно, как она после восьмого класса не вылетела. Наверняка, мама со своей колбасой приложила к этому руку.
С «волчьим билетом» Лиду никто выпускать не будет. Это скандал и проверки из РОНО. Но с её тройками дальше ПТУ глухо рваться. Или удачно замуж выйти. За меня, угу.
– Заниматься ты чем будешь?
– В театральное поступлю! – говорит и сама себе верит, – я рождена для сцены, а не для этого всего. Правда ведь, Алик?!
И это у них наверняка с Аликом говорено‑переговорено. Млеет он от стервы Лиды и поддерживает её в театральных потугах. Наверно в мыслях представлял, как будет выходить на сцену с большим букетом под аплодисменты огромного зала.
В Белоколодицке и вправду есть училище искусств и ремёсел. В будущем оно станет называться колледжем, но сути своей не поменяет. Конкурс туда во все времена был по два десятка человек на место по всем специальностям, кроме библиотечного дела. Никто не хочет глотать книжную пыль. Все хотят на сцене блистать.
– Так мне в армию через год, – уточняю, – ты на отсрочку рассчитываешь?
– На какую отсрочку? – удивляется Лида.
– На такую, – бесцеремонно поглаживаю её по животу.
– Да ты что! – она вскакивает с лавочки. – Фигуру портить?! Кто мне после этого роли даст?! Ну, сходишь ты в свою армию. Все служат, и ничего. Комнату же не отберут. А я тебя дождусь, не сомневайся!
И глаза такие честные‑честные.
Фууххх… прямо камень с души. Главное, что пополнение в семействе Лиходеевых не планируется. Все прочие Аликовы обещания можно и на тормозах спустить. На основании взаимного нарушения договорённостей.
И вообще, выслушав Лиду, я чувствую немалое облегчение. Куда хуже, будь у них это взаимная любовь‑морковь. А тут только житейские планы одной начинающей, но наглой хищницы.
Так и подмывает послать её куда подальше, и полюбоваться изумлением в бесстыжих глазах. Будь я моложе лет на пятнадцать, так бы и сделал. Вот только пользы от такой эскапады не будет никакого. Одна нервотрёпка.
Я ведь не просто Лиду обломаю. Вся её хитровыкрученная комбинация по женскому половому органу пойдёт. Такого она Алику не простит, и всю свою дурную бабскую энергию направит на разного рода пакости.
Слухи, провокации, истерики… Знаю я весь подобный арсенал. Еще и Копчёного со своей бандой натравит первым делом. А я к этой встрече не готов. У меня экзамены на носу.
Теперь я понимаю, что Лидка не случайно "разводит по углам" своих поклонников, а не стравливает нас себе на забаву. Она бережёт Алика, поддерживая в нём веру, что он и есть её единственный и неповторимый.
Провинциальная стервочка и не подозревает, что в эту игру можно играть вдвоём.
– Я тут подумал, – говорю, – Кущина ведь тоже в политех поступает…
– Поступает, – удивление в ответ, – и что?
Алла Кущина наш комсорг. Это она на фотографировании призывала нас довериться товарищу Комарову, утверждая, что он всё разрулит. Снять с неё очки, расчесать космы, и получится очень милая девчушка. Вот только она не позволит творить с собой подобные вольности.
– Она ведь отличница, – держу покерфейс, – если мы с ней распишемся, нам могут сразу двушку дать!
Лидка ловит ртом воздух, словно её под дых ударили. Не ожидала от лопоухого, как щенок спаниеля, Алика, такого цинизма.
– Как же так, – говорит, а глаза на мокром месте, – ты ж меня любишь! Меня одну!
– Двушка, Лид, – упираюсь в неё взглядом, – уж ты‑то понимать должна!
И ведь понимает, вот в чём дело. Потому и боится до усрачки. Алик в её глазах как упущенная прибыль. Нет в них ни капли переживания, только один расчёт.
– Так ведь, и я тебя люблю! – пускает она в ход последний козырь.
И тянется ко мне поцелуем.
– Лида, – останавливаю её, положив палец на губы, – экзамен послезавтра. Мне ещё «Как закалялась сталь» перечитывать. Завалю сочинение, тогда ни политеха, ни общежития точно не будет. Тебе ведь до дома близко? Вот и хорошо. А я пойду.
Чмокаю её в щеку дружески и резко поднимаюсь, оставляя Лиду в растрёпанных чувствах и глубокой задумчивости.
