Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 2
И Серёжа ведётся! Соблазн слишком велик. Можно привести свою угрозу в действие и унизить заезжего хлыща. Он замахивается, чтобы смачно пнуть меня по заднице.
Бац!
Нога пролетает мимо. Объектив стеклянный, и не только позволяет смотреть сквозь себя, но и отражает то, что находится у меня за спиной. Искажает, конечно. Но само движение я уловить могу. Больше мне и не надо.
Нога "старшака", не найдя желанной цели, проваливается вперёд. Подхватываю её под пятку и придаю ускорения. Серёжик соскальзывает с бровки и смачно рушится жопой в раскоп!
Падение плашмя с метровой высоты вышибает из него весь боевой пыл. Хорошо, что внизу не камни, а мягкий суглинок. Иначе сломал бы себе что‑нибудь.
– Ты что творишь?! – Кидаюсь к нему с иезуитской заботой и тут же, прикрыв от зрителей своим телом, пробиваю снизу в печень.
Безжалостно. Со всей дури.
Если такой удар поставлен, то им можно человека покалечить. Но я всего лишь Алик Ветров с "весом пера". В моём исполнении это просто очень больно. Мне надо поставить точку в конфликте, и я это делаю.
Серёжик сгибается от болевого шока. Он лежит в позе эмбриона и тихонько поскуливает. К нам со всех сторон бегут люди.
– Что с ним?! – охает сердобольная Татьяна.
Мои археологические фотомодели первыми оказываются рядом.
– Может, ногу повредил при падении? – пожимаю плечами. – Или голову отшиб?
– Нечего там отшибать, – жестоко заявляет Юлька, – пусть не ноет. Нехер было лезть.
Поражение оказывается слишком быстрым и позорным, чтобы вызвать сочувствие.
Подбегает Аникеев.
– Серёжа, ты зачем бровку обсыпал?! – возмущается он. – Какого ты хера туда полез?! Ой! Простите Нинель Юрьевна, вырвалось.
Серёжа охает, пытаясь оправдаться. Из горла вырывается только хрип.
– Я вас умоляю, Николай Николаевич, просто Нинель. – кокетничает она с профессором. – Алик ты цел?
– Со мной всё в порядке, – говорю, – это товарищу помощь нужна.
Прибежавшие "слоны" уводят своего приятеля. На меня они смотрят с подозрением. Весь конфликт, кроме финала "старшаки", наблюдали и сейчас у них ко мне много вопросов. Но задавать их при Аникееве они не решаются.
– Продолжим? – предлагает Надя.
О своём защитнике они моментально забывают.
– В следующий раз, – говорю, – на сегодня хватит.
– Ну вот, – злится Юля, – всё настроение испортил придурок.
– Дело не в нём, – вру, – солнце уходит. Но мы ведь с вами скоро увидимся?
– Ты нам пляж показываешь!
– Значит, договорились.
На прощание Юля демонстративно целует меня в щеку, а Надя украдкой пожимает ладонь. Скромная Татьяна стоит в стороне и лучезарно улыбается.
Нинель решает задержаться, и я уезжаю. Мопед не спеша катит по лесной дороге. Спешить некуда, я сегодня уже везде успел. В голове крутится приятное. Надя или Юля? Надя симпатичнее… Юля ярче… А может всё‑таки Татьяна? Формы у неё выдающиеся… К тому же в тихом омуте… или, все таки, Надя?
Также медленно вкатываюсь в Берёзов. На улицах светло, но на всём уже лежит печать вечернего покоя. Дела все сделаны. Сорняки выполоты, дрова наколоты, бельё постирано, вернувшиеся с полей коровы мычат в своих стойлах.
Можно зацепиться языком с соседкой чтобы обсудить "шалаву Светку". Можно украдкой от супруги принять на грудь стакан, и теперь умиротворённо поглаживать усы, глядя на улицу через плетень.
Воздух кажется плотным. Треск мотора моего "дырчика" застревает и повисает в нем. К привычным запахам древесины, сена и навоза добавляется чуть удушливый сладкий цветочный аромат, от которого странно щемит сердце.
У поворота на центральную площадь дорогу мне заступает капитан Грибов. Я резко жму тормоз, едва не слетая с мопеда.
– Сергей Игнатьевич! – едва сдерживаюсь, чтоб не заорать на него, – а если бы я вас сбил?! Зачем под колёса кидаться?!
– Обрадовался я, что тебя увидел, – вроде как извиняется капитан, – не рассчитал. Тебя ведь разве застанешь? А я поговорить с тобой хочу.
– О чём? – спрашиваю.
Любопытство во мне мешается с настороженностью. Вроде Грибов за всё это время ничего плохого мне не сделал. Скорее наоборот. Может, он со мной про секцию уличного бега решил поговорить? Тёплый вечер настраивает меня на самый мирный лад.
– Ну не здесь же… – разводит руками Грибов. – Что мы с тобой встали посреди улицы?
– У вас в отделении? – уточняю.
Капитан обезоруживающе кивает, мол куда ж ещё я позвать могу?
– Чаю попьём… – предлагает он. – Кстати, откуда у тебя мопед?
Такой вот резкий переход.
– Покататься дали.
– Кто?
Грибов ещё улыбается, но глазами ощупывает моё транспортное средство. Профдеформация. Человек привык задавать вопросы и получать на них ответы.
Соображаю, что понятия не имею, как зовут владельца мопеда. Так что в глазах капитана это вполне может выглядеть как угон. Хотя с другой стороны, какого хрена он цепляется? Заявления нет, значит, и повода для расспросов тоже.
– Макса старший брат, – говорю, – здоровенный такой, забойщиком работает. Я ему движок перебрал, а он в благодарность покататься дал. Фамилию его, уж простите, не помню. Можете проверить, если не доверяете.
– Ты настолько хорошо в технике разбираешься, что можешь движок перебрать?
– Я же в политех собираюсь…
– А у меня другие сведения…
– Так, стоп! – заявляю я, и Грибов опешив замирает у входа в участок. – Если вас моя мама подослала "поговорить по‑мужски", то я никуда не пойду. При всём уважении, у меня своя голова есть. И передайте ей…
Капитан натурально выпадает в осадок.
– Нет, – оправдывается он, – Мария Эдуардовна ни о чём меня не просила. Я по другому поводу…
