Стриптиз

Начинается… Закатываю глаза. По плану идут мои доводы и убеждения, что каша полезна, особенно для таких маленьких и хитрых девочек. Но … на Алену они никогда не действуют. Упертая и упрямая она точно не в меня.

– Ален, каша она…

– Невкусная и мерзкая. Буэ!

А потом я смотрю на ее вздернутый носик и нахмуренный взгляд. Руки скрестила на груди, смотрит строго, с долей надменности. Понимаю, что не хочу заставлять или шантажировать ее как меня когда‑то в детстве. Помню, мама отбирала любимую игрушку, когда я отказывалась есть нелюбимую еду. Угрожала, что выкинет единственную куклу, если не сделаю то, о чем просят. Повторить подобное не смогу. Со своим ребенком так не смогу. У меня сердце расщепляется при мысли, что Аленка уйдет в комнату и будет там плакать от обиды. Как я. Обида эта с каждым годом будет расти внутри ее маленького сердечка. И вырастет до таких размеров, что в один прекрасный момент она поймет – “я не люблю свою маму”.

Это смерти подобно.

– А что ты хочешь?

Она задумалась. Не ожидала такого от меня. Думала, опять уговаривать начну.

– Может, чай с печеньем? Или бутерброды с сыром? – помогаю сделать выбор. Смешная она сейчас. И уютная.

– Ну давай чай и печенье. Мне нравится, – улыбка озаряет ее лицо, глаза начинают светиться еще больше, становятся будто медовыми.

Она усаживается на свой стул. Там везде наклейки с ее любимой Эльзой. И тарелка, на которую я сейчас положу печенье, тоже будет в нежно‑голубых оттенках с блондинкой в середине. И чашка, и даже вилка с ложкой.

– Мам, – Аленка кричит громко. Пугаюсь, – а можно я тебе помогу?

– Давай.

Аленка спускается со стула, двигает его по полу с противным скрипом ко мне и снова забирается на него. Довольная такая, что разрешили.

– А бабушка не разрешает.

Я так хочу рассказать, что и мне в детстве не разрешала. А если что‑то делала сама, училась, то только ругала потом. “Неряха”, “Криворукая”, “бездарная”… что еще было? Память, наверное, стирает самые обидные обзывательства.

Вспоминать это всегда неприятно.

Помню только одного человека из прошлого, который меня хвалил.

Как‑то готовила ужин. Он обещал заехать поздно вечером. Потому что… нужно было уложить дочь. Я долго плакала после этой фразы, но ни слова не сказала ему в ответ.

Олег и правда приехал поздно. Голодный во всех смыслах этого слова.

Сейчас от этих воспоминаний такие мурашки по коже бегают. Приятные. Тело отзывается на эти картинки из моей памяти. Он ел то, что я приготовила. Боже, это была самая обычная еда: картошка и котлеты. А он наворачивал, словно это самый изысканный и желанный ужин в его жизни.

И хвалил. От одного только “пиздец как вкусно” готова была все отдать. И тело, и душу. Вся была его, до последней клеточки.

– Мам, – дочь возвращает меня с небес на землю. В то время я и правда была именно там, где хорошо, мягко и спокойно. – Чайник готов.

– Правильней будет сказать вскипел.

– А мне нравится по‑другому, – вредная какая. Снова насупилась.

Мы вместе завариваем вкусный чай с кусочками каких‑то фруктов. Он очень нравится Аленке. Высыпаем печенье. Снова Аленкино любимое. И завтракаем. По‑семейному спокойно сейчас.

Мы вместе потом убираемся дома, гуляем. Обходим все любимые Аленкины площадки. Доходим до ее садика. Сегодня выходной, он закрыт. Но Аленка упорно ведет меня забору. Там цветы посажены вдоль ограждения. И своей группой за ними ухаживают, поливают.

Аленке нельзя в обычной городской садик. Точнее, на ее диагноз просто там не будут обращать внимание. А Аленка еще слишком мала, чтобы объяснять взрослым, что ей можно есть, а что нельзя, какая активность нужна, а какая противопоказана.

Мы нашли другой выход. Частный сад. Хорошо, что тот оказался недалеко от дома. Можно ли вообще сказать, что нам повезло в этом? Не думаю. Но благодарна.

– Лидия Константиновна сказала на следующей неделе принести растение, которое у нас дома выросло. Показать результаты. Где оно, кстати мама?

Останавливаюсь и смотрю на Аленку. Та медленно вышагивает вдоль забора, проверяет эти самые яркие цветочки.

– Растение?

– Ну цветок, – Аленка пальчиком пытается дотянуться до ближайшего цветка. Язычок высунула от усердия.

Шумно вбираю воздух. До хорошей мамы мне еще долго и долго.

– Пойдем в цветочный. Выберем.

– Мы что? Будем покупать?

– Угу, – даже грустно как‑то стало. Представила, как бы радовалась Аленка, если бы мы сами посадили семечко и наблюдали, как оно прорастает, появляются первые листочки, а затем, возможно и бутон.

– Тогда я хочу… – Аленка снова обдумывает.

На лице хитрая улыбка. Задумала что‑то хулиганское. Это влияние Артемки. Тот такой хулиган!

– А давай выкопаем из сада, а? – шепчет мне на ушко, стоило присесть на корточки.

Начинаю смеяться. Понимаю, что не надо так делать. Аленка обидеться может. А сдержаться не могу.

– Нет, Аленка. Пойдем с тобой выберем другой цветок. В магазине.

Нахмурилась. Но перечить не стала. А в голове у меня уже сложилась сотня аргументов, почему так делать нельзя.

Да, пожалуй и в таких сложных ситуациях я чувствую себя все равно счастливой. Ненадолго.

Заходим домой с ней, Аленка весело хохочет. В руке у меня горшок с розой. На упаковке была наклейка с Эльзой. В этот момент я возненавидела всех, кто причастен к этому обману. Потому что не улавливаю связи цветочного магазины, бордовой розы и диснеевского мультика. Но зато Аленка быстро заценила этот ход.

Мы даже успели заскочить перекусить в кафе недалеко от дома. Прогулка была долгой и качественной. Свежий воздух необходим ей, как и умеренные нагрузки.

Уставшей сейчас такой выглядит. Глазки закрываются. Знаю, что уснем сегодня вдвоем раньше обычного. Аленка без дневного сна, а я … вообще без нормального сна уже много‑много месяцев. Не помню вообще, когда я полноценно спала ночь.

Стук в дверь громкий. Нежданный гость прошел к нам минуя домофон. Переглядываемся с Аленкой и одновременно пожимаем плечами.

– Ты кого‑то ждешь? – спрашиваю Аленку. Играю.

– Нет, – она даже пугается немного. А я теряюсь.

Подхожу к двери и смотрю в глазок. Дальше не знаю… То ли облегчение, то ли сожаление.