Стриптиз
– Готова? – тон голоса безразличный. Окинул только меня невидящим взглядом.
– Думаю, да, – ни капельки не готова. Мне страшно. Безумно. Чувство такое ощутимое, что хочется кричать, чтобы не трогали, отпустили. Так бунтует моя душа, запертая в красивую золотую клетку в образе Клеопатры, мать ее, царицы.
– Ты выходишь вторая. Астра идет первая, – недовольно мазнул по моей груди. Он ее видел, рассматривал. Хочу прикрыться. Соски проступают сквозь тонкую материю. – Затем выходишь в зал, – делает паузу и окидывает меня взглядом. Он изучающий, внедряется под оболочку и поселяется там мерзким следом, – подсаживаешься за столики, общаешься, – подмигивает, – твоя задача развести на приват. Выпивка, закуски – все за счет клиента.
– А если, – прочищаю горло, позорно откашливаюсь. В глазах пелена от обиды. Она затмевает страх и ужас от предстоящего. И не получается спрятаться. Я ведь как на ладони, – если там, в комнатах, я почувствую себя в опасности? – смотрю с надеждой. Хочу, услышать слова поддержки. Пусть они и будут ложью.
– В какой опасности?
– Я не хочу, чтобы меня трогали, – Игнат хмыкает, смотрит исподлобья. И мучает меня своим молчанием.
– Нинель. Ты пришла в стриптиз. Это не бордель, конечно. Трахаться никто тебя не поведет за угол. И заведение у нас не уровня хард. Без твоего согласия никто к тебе не прикоснется.
Обычно после этого следует громкое и шумное “но”. Сглатываю скопившуюся слюну. Заламываю пальцы, чешу кожу бедер. Нервы натягиваются. Смотрю ему в глаза в каком‑то глупом желании уткнуться в плечо и заплакать.
– Я не хочу, чтобы меня трогали, – чуть смелею. На что‑то надеюсь. И жду разрешение. Боже, я ожидаю, чтобы услышали мою просьбу.
– Ладно, – устало соглашается. – Озвучь только это своим клиентам. Но учти, что платят больше тем, кто и позволяет чуть больше. Ты же пришла за деньгами?
– За ними.
– Тогда в чем проблема? Сиськи не дашь потрогать? По бедру погладить. Не корчь из себя святую невинность. И не набивай себе цену.
Звучит грубо и жестоко. Я понимаю, что он прав. Но переступить не могу через себя. Как представлю сальные пальцы на моей кожи, начинает тошнить. Ком подкатывает к горлу и становится горько во рту. И на душе. Тоже горько и ржаво.
– Я поняла.
– В комнатах привата есть тревожная кнопка. Если твои условия не соблюдают, распускают руки, хотят сделать то, что не нравится тебе, – тон обычный. Он словно рассказывает распорядок дня, – нажимаешь. К тебе приходит охрана. Или я.
Киваю. Говорить становится трудно. Тошнота никуда не уходит. Становится только хуже. Сейчас Игнат описал мои рабочие обязанности. Стоит ли спрашивать, где поставить подпись, что ознакомилась?
Его общество стало мерзким, платье жутким. Оно облипило так, что кожа начинает зудеть. Раздираю ее сквозь ткань, сильно кусаю губу. Чувствую соленый привкус на языке – кровь. Терзаю ее дальше, чтобы вкус усилился. Господи, что я делаю?
Игнат все видит, замечает. Но молчит. Твою мать, ни слов поддержки и ободрения. Тотальное равнодушие и цинизм. Ненавижу и презираю. Я всего лишь тело, которое должно быть приятно глазу. Меня должны хотеть. Я должна к себе манить. А еще слушать, обнимать, угождать. Восхвалять весь этот сброд с хуем между ног. Боготворить их, возвеличивать.
А внутри пожар, злость. Рвет на части. Меня трясет. Так сильно, что нельзя сконцентрироваться. Голос дрожит, слезы катятся. Я в отчаянии, когда просто громко‑громко орешь внутри себя, но не можешь сделать это в действительности. Потому что нельзя. Запрещено.
– Эй, ты чего? – Астра заходит в комнату, когда Игнат уже вышел.
Просто бросаюсь к ней и начинаю плакать навзрыд. Мне уже плевать на прическу, на макияж, который она делала с таким усердием. Просто я взорвалась. Реальная Нина внутри меня не выдержала этого напряжения.
– Я боюсь, мне страшно. И …– всхлипываю, – стыдно. Боже, я не хочу, чтобы они трахали меня взглядом во всех позах, трогали меня. И играть удовольствие от этого не хочу. Мерзко. Я мерзкая. Все здесь мерзкое.
Астра просто гладит меня по голове, не перебивает. Наверное, это то, что мне сейчас нужно. Пути ведь назад уже нет. Убежать нельзя. А вот высказаться и услышать хоть маленькую и тоненькую поддержку очень важно.
– Никогда не раздевалась на сцене. И не представляю, как сейчас это сделаю. Я просто сгорю там. Мне ведь надо показать, что это нравится мне. А меня это бесит. Слышишь? Бесит.
– Нинель, – голос ласковый. Нет, мы не соперницы. – Ты когда танцевала перед Ольшанским, от тебя невозможно было оторвать глаз. Такая ты красивая была. Возбужденная, горячая. Слушай, я вообще мальчиков люблю, но при взгляде на тебя, у самой все задребезжало, – смеется, – ты же почему‑то была такая с ним. Или для него, – косится на меня, но больше ничего не говорит. И не спрашивает.
– Тогда была словно не я. – Проглатываю слова вместе со слезами.
Астра отстраняется от меня. И смотрит долго в глаза. Ее мысли прочитать невозможно. Но она о чем‑то так усердно думает, решает. Любопытство начало съедать. Ее слов жду как нечто важное и значимое.
– У меня есть то, что поможет тебе, – уводит взгляд, подбирает следующие слова, – немного расслабиться. Почувствовать кайф.
Она закусывает губу и шумно поднимается. В сумке находит пару таблеток и протягивает мне открытую ладонь.
Смотрю завороженно. Это какой‑то сон. Хочется уже проснуться. Даже картинки перед глазами кажутся дикими и неправдоподобными. Я попала в свою страну чудес. Только до реальных чудес здесь далеко. Скорее это мир иллюзий и разврата. А я в нем в центре. Кручусь на пьедестале. А все смотрят, показывают пальцем и смеются.
– Наркотики?
– Нет, – Астра щурится. Взгляд бегает. Он останавливается на этих балетках, переходит на мое лицо, костюм, снова на таблетки. И так по кругу.
Беру одну и отправляю в рот. Эту ночь я не хочу помнить. А если и останутся воспоминания, то хочу чтобы они были искажены и казались сном.
– Ну вот и хорошо. Сейчас будет сладко и приятно, – пальцами вытирает дорожки слез. – Пойдем только макияж подправим.
Глава 5
Музыка в зале пока негромкая. Шума нет, как и звонкого смеха, что остро прокатывается по венам. Пахнет вкусно, сладко. Это не женские духи. Так пахнет возбуждение.
Мне стало спокойнее. Точнее, проснулся интерес, что же будет дальше.
Вялая улыбка, движения медленные. Вокруг все замедляется, кажется томным и нежным. Странная ассоциация для места с красными портьерами.