Свобода как повод влюбиться

– Полагаете, после всей этой истории он будет столь милостив к вам?

– Мы договоримся.

– Вы собираетесь наследовать родственнику… кхм, своему ребенку?

Де Вер вскинул бровь.

– У меня нет детей, госпожа Хоткинс. Незаконнорожденных, в том числе. Родственников у меня тоже нет. Но я планирую завещать все своему управляющему.

– Гм… – нахмурилась я, вглядываясь в лицо лорда.

Как правдоподобно он умеет шутить с серьезным лицом. Шутит же?

– Что ж, ладно. Но почему, позвольте уточнить, вы не выполнили приказ короля?

– Я всегда был верен короне. Я готов к любому приказу, но только не к этому. Жениться на женщине против ее воли и вопреки моим желаниям я не стану.

– Поясните милорд, я все еще не понимаю вашего субъективного «не стану». Брать в жены женщину, которую одобрит король – это древнейший обычай, накладывающий на потомков мортов определенные обязательства.

– Я волен сам принимать решения – вот закон. Разум и свободная воля присущи человеку по праву рождения, госпожа Хоткинс. И я буду защищать это право, даже если придется умереть.

Я на несколько секунд выпала из реальности. Аристократ, толкующий о свободе – что‑то новенькое.

– Хотите сказать, – начала я, – что вы заупрямились из‑за этого? Из‑за собственных убеждений?

– Да.

– Готовы лишиться головы ради того, чтобы признали вашу свободу.

– Нет, зачем мне свобода без головы? Я хочу, чтобы признали право каждого на свободный выбор и свободную жизнь.

Я не знала: плакать мне или смеяться. В качестве подзащитного мне достался богатый до чертиков, чокнутый и опальный аристократ.

Я долго молчала, сжимая в пальцах перьевую ручку.

– Считаете меня странным? – без обиняков спросил де Вер.

– До жути, – призналась честно, – и как этим апеллировать в суде?

– Предоставьте это мне.

О, поглядите‑ка!

– Боюсь, в вашем случае нельзя опираться на закон, хотя стоит попробовать поискать в кодексах Луи четвертого. Некоторые нормы еще применяются.

– Моя библиотека в вашем распоряжении.

– Как так получилось, милорд, что вы, богатый аристократ, выросший в определенных кругах, с определенным мировоззрением, увлеклись концепцией свободы?

– Случилось так, госпожа Хоткинс, что когда мне было десять, мой отец в пылу ярости убил человека за то, что тот украл две серебряные ложки. Этот человек, в свое время, был продан отцу. Он был рабом, вещью. Как вы знаете, иметь подневольных – это норма для высшей аристократии.

Пришло понимание того, что человек, сидящий напротив, интересней и глубже, чем я могла представить. И он, определенно, располагает к себе. С ним хочется говорить.

– И вы считаете, что каждый человек обладает свободой?

– Да. Свободой мыслить, поступать и распоряжаться собой, как ему хочется.

– И даже крестьяне, вспахивающие вашу землю?

– Они в первую очередь.

– Безграничная свобода, как медаль, имеет две стороны. Когда человек имеет право поступать так, как ему заблагорассудится, это может закончиться печально.

– Свободу может ограничить только закон. Справедливый закон. А сейчас эта привилегия отдана людям. Ни один человек не может распоряжаться другим.

– Не могу с этим спорить.

Он улыбнулся, и мое сердце судорожно забилось. А ведь этот мужчина довольно… привлекателен, особенно тогда, когда улыбается. Впрочем, сейчас мне стоит думать вовсе не об этом.

– Госпожа Хоткинс, вы позволите тоже задать вам несколько вопросов?

– Конечно, позволю.

– Что заставило вас стать защитником?

– О, ваше сиятельство, это очень просто: мои прадед, дед и отец занимались правом. Я выросла с твердым убеждением пойти по их стопам.

– Это было в детстве. Сейчас вам двадцать пять, и вы до сих пор мечтаете об этом?

– Еще сильнее, чем раньше.

– И все‑таки вы остаетесь, зная, что ваша мечта из‑за этого может не осуществится.

– Хороший защитник не отказывается от своего клиента и не бежит от трудностей.

– Вы умеете держать удар, я вижу. Расскажите о себе еще что‑нибудь, – под его взглядом мне вдруг сделалось неуютно.

– Даже и не знаю. Я, допустим, не люблю магию. Она меня пугает, как и все потустороннее. Я знаю, что морты когда‑то обладали магией, но сейчас утратили этот дар. А еще я – чудачка по больше вашего. Меня в университете звали бумажной королевой, потому что я постоянно рылась в архиве и таскала с собой книги. Да я до сих пор так делаю.

– Это очень мило… – отозвался мужчина, не спуская с меня взгляда.

И между нами вдруг повисло молчание, такое неловкое и странное, что я почувствовала себя уязвимой.

Де Вер взглянул на часы.

– Мне пора идти, госпожа Хоткинс. Надеюсь, вечером за ужином вы составите мне компанию?

Я тоже посмотрела на часы и поразилась, что мы проговорили целый час.

– Боюсь, сегодня я оставлю вас в одиночестве. Я должна заглянуть в библиотеку.

– Хорошо, но прошу на завтра ничего не планировать.

– На целый день?

– На целый день.

– Договорились. Что ж, была рада познакомиться, – я поднялась и снова протянула ему руку.

Де Вер тоже поднялся, ответил рукопожатием. Нас разделял стол, но я все равно почувствовала изысканный тонкий запах его парфюма, который мне определенно понравился.

Пока я шла к двери, спиной чувствовала взгляд де Вера и боялась наступить на подол юбки. Выйдя,  перевела дыхание и встретила понимающий взгляд дворецкого.

– Госпожа Хоткинс, вас проводить? – поинтересовался он.

– Да, пожалуйста… Как пройти в библиотеку?