Там и Здесь. Хранители рубежей
Диалог ничего не прояснил, зато ужас мой достиг таких масштабов, что закружилась голова, а в глазах защипало от слез. А вдруг они будут меня пытать или мучить? Или продадут в сексуальное рабство? Или начнут на мне ставить эксперименты? От страха к горлу подступила тошнота. Я механически зажала рот ладонью, а брюнет чуть повернул голову и сказал строго:
– Будьте добры удержать ваш завтрак в себе. Я не собираюсь после вас отмывать машину. Мы почти на месте.
Не знаю, что сдержало мой природный позыв – беспристрастность, с которой агент это произнес или факт того, что мы почти на месте. И все же, когда машина резко остановилась, а двери с тихим писком открылись, я вывалилась из авто, упав на колени. Голова все ещё кружится. Меня замутило, но все, что есть в моем желудке – это три глотка гадкого кофе из «Тяпки», которые уже давно всосались.
– Как вы себя чувствуете? – раздалось надо мной уже знакомое и четкое.
Я, не поднимая взгляда от вычищенного асфальта, ответила:
– А как ты как думаешь?
– Понятно, – сухо отозвался агент Алекс.
В следующий момент, вопреки головокружению и тошноте, меня дернули на ноги, не поддерживая, но и не давая упасть. Хватка Алекса оказалась по‑настоящему железной. Такими руками он меня перешибет, как соплю. И что дальше? Куда он меня потащит?
Из‑за легкой дезориентации я в первые секунды не сразу осозанала, где находимся. Но когда зрение сфокусировалось, увидела, что три машины остановились во дворе старинного дома. Такие обычно записаны в архитектурное наследие. На тротуарах люди, Москва живет своим привычным ритмом.
Я набрала воздуха в легкие, чтобы заорать во всю глотку. Но не успела – меня втолкнули во двор. Только и пискнула:
– А где лес?
– Какой лес? – не понял Алекс Хром.
Меня снова затрясло, застучали зубы.
– Н‑ну… г‑где т‑труп‑пы зак‑капывают.
Агент посмотрел на меня как на идиотку.
– Какие трупы? – спросил он удивленно и повел к крыльцу‑развалюхе, за которым старая деревянная дверь.
Голова моя начала работать очень быстро, хотя не уверенна, что правильно. Они могли прибить меня ещё в переулке, но не сделали этого. Зачем‑то припёрли сюда, в этот оплот имперского зодчества.
Когда под нашим весом деревянные ступеньки жалобно скрипнули, у меня вырвалось:
– Вы что, не собираетесь меня убивать?
– Что? – изумился Алекс. – Убивать? Вы за кого меня принимаете?
– Честно сказать, я понятия не имею. Пожалуйста, не убивайте меня, у меня мама…
– Я же представился, – безапелляционно оборвал агент Алекс Хром, открыв дверь и потащив меня по старым комнатам, которые принадлежали, наверное, какому‑нибудь купцу. Это что? Его дом? Он привез меня к себе домой? И что он собирается со мной делать у себя дома???
Во мне снова проснулась жажда бороться за жизнь и честь, я проговорила, пытаясь вырвать локоть из его железной хватки:
– Эй‑эй‑эй! Я не собираюсь тут ничем таким заниматься!
Брюнет покосился на меня, как мне показалось, с легкой брезгливостью. Правильно, брезгуй. Мне же лучше. Если в дальней комнате не прячется табун похотливых самцов, пускай они все брезгуют.
– Каким «таким»? – поинтересовался агент Хром.
Произнести свои догадки вслух у меня не получилось, я только и выдохнула, что:
– Сам знаешь!
И это все, что я успела сказать, потому что после этого агент дернул бра на стене, стена отодвинулась и он втащил меня внутрь.
Сперва было темно, Алекс Хром вел меня по какому‑то коридору, но по мере продвижения становилось светлее и когда стало совсем светло, я окончательно очумела. Потому, что все, что раскинулось перед глазами никак не могло уместиться в частном домике на Пятницкой улице.
В громадных размеров зале, на который мы смотрим с небольшого балкона, с легкостью могли бы разместиться пять Боингов. На полу желтоватым светится огромная октограмма – восьмиконечная звезда. Я такие только в кино и интернете видела. Какие‑то люди шныряют туда‑сюда, по стенам балконы, переходы, лестницы, какие‑то ячейки, к которым постоянно кто‑то подходит, вытаскивает книги, какие‑то тубусы, пластинки.
Но больше всего ошарашило другое, хотя думала, что на сегодня исчерпала запасы очумения. Так вот, над залом что‑то летает. Это что‑то периодически сбивается в стайки, подлетает друг к другу и мерцает. Обалдение мое усилилось, когда, присмотревшись, распознала в «мерцалках» маленьких человечков с крыльями, как у стрекоз.
Одна из таких вдруг резко подлетела к нам и зависла перед моим лицом, строго поправляя крошечные очки.
– И какого рожна тут делает это? – пропищала мерцалка и ткнула на меня маленьким пальчиком.
Пока я пыталась вспомнить, как разговаривать, Алекс проговорил:
– Не «это», а гражданский, мелкая ты пикси.
Пикси ответ, очевидно, не понравился.
– И на кой ты ее сюда припер?
– Много будешь вопросов задавать – состаришься, – сострил Алекс, кривясь.
Пикси, одетая в малюсенькую юбочку и маечку, переливается оранжевым и розовым. Крылышки трепещут быстро и сыплют пыльцой. Мне даже захотелось потрогать их, чтобы проверить – настоящие ли. Обалдеть. Я не сплю? Я реально вижу пикси в какой‑то пятимерной квартире Москвы?
– Обалдеть… – пробормотала я и потянулась пальцем к мерцалке.
– Но‑но‑но! – пригрозила мне мелюзга и показала кулак. – Я тебе сейчас потрогаю. Так потрогаю, что неделю чесаться будешь.
Рука моя сама по себе одернулась.
– Чего это она? – спросила я растерянно.
Алекс пожал плечами и спросил:
– А тебе понравится, если каждый начнет тыкать?
– Ну… Нет.
– Так и не тыкай.
Пикси победно сложила маленькие руки и пропищала, зависнув в воздухе:
– То‑то же. Так зачем ты привел гражданскую?
Алекс сообщил нехотя:
– Так сложилась ситуация. Она видела портал, носферату из мира два‑пять и, собственно, агентов АКОПОС.
На лице мелкой пикси появилось насмешливое выражение.
– А, так ты на ковер, значит, идешь? – пискляво засмеялась мелюзга.