Тихий омут

Все твердили одно и то же. Резко погас свет, а потом послышался крик. Освещения не было всего лишь пятнадцать минут: дворнику потребовалось время, чтобы добраться до генератора и запустить его. Всего лишь четверть часа. Но за это время кто‑то уже успел оставить надпись на стене.

Я потёрла глаза и зевнула. Несмотря на стресс, хотелось спать. «Вот тебе и день рождения, госпожа Романовская», – устало подумала я и, переодевшись, направилась в ванную комнату.

Противная повязка, похожая на лейкопластырь с антисептическим бинтом внутри, не отлипала. Порез на груди щипал и горел огнём. Я ругалась себе под нос, терзая порядком раскрасневшуюся кожу. Но повязка не желала сдаваться. В какой‑то момент даже стало смешно: восковые полоски для депиляции отклеиваются быстрее, чем этот пластырь, создателем которого был, похоже, сам Сатана.

В дверь постучали, и я, бросив бесполезное занятие, направилась к ней.

– Одна? – Ларанский слегка наклонил голову и заглянул мне за спину. Потом, словно опомнившись, добавил: – Добрый вечер, Рика.

Чувствуя себя довольно дико, я перебрала в голове все возможные варианты.

– Любовник спрятался в комод, – я шагнула в сторону, пропуская Дана в номер. – Ну или на балконе.

– Надеюсь, я не помешал?

Я растерянно пожала плечами и прикрыла дверь. На долю секунды показалось, что Ларанский сам смущён своим внезапным визитом.

– А для тебя когда‑то имело значение, помешал ты или нет? – брюзгливо заметила я.

– В общем‑то, нет, – Дан по‑хозяйски окинул взглядом номер и сел в кресло напротив камина. – А почему любовник прячется в комоде?

– Шкаф – это слишком предсказуемо. Кофе и чашки на полочке, вода в чайнике, конфеты на столе. Располагайся. А мне надо закончить с перевязкой.

Из приоткрытой двери я слышала, как зловеще зашипела кофеварка, словно недовольная тем, что потревожили её покой. На барную стойку с клацаньем опустились чашки, а вслед за ними зазвенели ложки: Дан готовил кофе не только для себя.

Я сосредоточилась на повязке. В голове заметались беспорядочные мысли, но ни одна из них сейчас не относилась ни к нападению, ни к пропавшим цветам, ни к воплям из коридора.

К своему вящему удивлению, я поняла, что у меня дрожат пальцы. Тишина напрягала и раздражало одновременно. Хотелось говорить о чём угодно. Главное, не молчать.

– Я так понимаю, что опрос гостей и персонала уже закончился? – наконец спросила я.

Дан появился на пороге ванной комнаты. Он облокотился плечом на дверной косяк, меланхолично размешивая ложкой сахар. Воздух наполнил терпкий аромат кофе.

– Эминеску ещё опрашивает персонал. Что ты делаешь?

– Пытаюсь отодрать повязку, – я фыркнула и перевела взгляд с Ларанского на своё отражение в зеркале. – У меня складывается впечатление, что производители мажут эти повязки суперклеем!

Дан усмехнулся и поставил чашку на столик между антисептиком и ранозаживляющим кремом. Потом взял в полочки полотенце для рук и сунул его под струю тёплой воды.

– На вот, приложи к повязке и не мучайся, – он протянул мне мокрое полотенце.

Раздражённую кожу защипало от воды.

– Врачи сказали, что рану нельзя мочить, – соврала я, чувствуя досаду из‑за собственной недогадливости.

Тёплые капли стекали по коже, оставляя тёмные влажные разводы на халате, под которым почти ничего не было. С опозданием я вдруг осознала, какая недвусмысленная интимная сцена получается, но предпочла сделать вид, что ничего особенного не происходит. В конце концов, Дан припёрся без приглашения и оставалось надеяться, что ему хватит такта и сознательности не распускать руки.

– Не всё из того, что говорят врачи, можно применить на практике, – негромко произнёс Ларанский. Плавным движением он скользнул за спину. Губы ласково коснулись мочки уха, отчего по телу пробежала сладкая дрожь.

Дан осторожно развернул к себе лицом. Я как заворожённая смотрела в разноцветные потемневшие глаза и вдруг подумала, что невероятно соскучилась по нему.

Поцелуй оказался настолько нежным, что я зажмурилась от удовольствия. Господи, а ведь я уже практически забыла, как он пахнет кофе, парфюмом и чем‑то ещё – терпким и до боли родным.

Полотенце выскользнуло из ослабевших пальцев.

– Я тоже по тебе скучал, – хрипловатым шёпотом проговорил Дан. Прохладная ладонь деликатно скользнула под халат.

Я не успела сообразить, как в глазах сверкнуло от резкой боли.

– Ах ты ж су‑у‑у‑ука! – прошипела я, прижав руку к груди.

– Не благодари, – как ни в чём не бывало отозвался Ларанский возле двери, победно помахав треклятой повязкой. На лице играла лёгкая усмешка. – Заканчивай с перевязкой. У меня к тебе есть пара вопросов.

Камин напротив похрустывал сухими поленьями, и от запаха вишни кружилась голова. В это было что‑то уютное, домашнее, как в фильмах, где показывают тихие вечера перед Рождеством.

Дан протянул мне чашку. Чересчур горячий и слишком крепкий. Но зато с тремя ложками сахара, как я и люблю. Я сделала пару глотков и приготовилась отвечать на вопросы.

– Что ты помнишь о нападении на тебя? – Дан опустился в кресло напротив меня. – Я имею в виду из того, что не было озвучено в присутствии Эминеску.

Я задумчиво почесала кончик носа и нахмурилась.

– Мне нечего добавить к сказанному… Хотя, – подняв указательный палец вверх, я бросила на Ларанского быстрый взгляд и сосредоточилась на чашке, – было ещё кое‑что. У этого человека были паучьи пальцы. И он говорил с характе́рной хрипотцой. Как если бы у него было повреждено горло.

– Вот как? Ты уверена?

Я кивнула.

– Сначала я подумала, что у него ангина. Но ангина предусматривает, что должна быть высокая температура. А с высокой температурой особо вряд ли будешь напада́ть на людей: рассеянное внимание, ломота в суставах. Можно очень легко проколоться. Вот и вывод: у него или хронический ларингит, или повреждённое горло. Я склоняюсь к последнему варианту.

– Ангина может протекать и без температуры, – заметил Ларанский. – Есть список заболеваний, при которых пропадает голос или появляется хрипота. Ты уверена, что у нападавшего именно повреждено горло? Здесь легко ошибиться.

– Возможно, ошибаюсь. Но в том, что голос был специфический, я более чем уверена. Кстати, – я не сдержала самодовольной улыбки, – я попросила господина Тадеуша списки персонала и гостей. А ещё копии записей с камеры наблюдения. Но всё это будет завтра. Хотя думаю, тебе лучше будет спросить о них у инспектора Эминеску. Наверняка полиция их уже изъяла.