Триктрак
На следующий день в комнате собралась компания девчонок поболтать и посмотреть очередную серию «Трёх мушкетеров». Притащили банку огурцов домашней засолки и буханку бородинского хлеба. Ели огурцы с хлебом, обсуждали сладкоголосого Д’Артаньяна, и его роли в питерском театре; Констанцию Бонасье и самую красивую актерскую пару Союза; отъезд однокурсника в Израиль; слухи о том, что завтра в Пассаже выбросят финские сапоги, и просто хохотали без причины так, как можно хохотать в двадцать с небольшим, когда жизненные силы рвут тонкую кожу внешних неурядиц.
– Лёлька, мне нужны сапоги! – заявила Ася, после того как девчонки разошлись по своим комнатам.
– Думаешь? Хочешь рискнуть?
– Какое там! – Ася тут же сыграла отбой своему порыву. – Надо рублей сто двадцать, если не больше! И даже если найду, все равно не повезёт, они передо мной закончатся.
Сапоги, тем не менее, вписывались в упомянутый выше кинокадр, став в нём необходимой деталью. Они нужны были не только ради практической цели, взамен старых со сломанным замком, но и чтобы появиться перед Лёней, и он увидел, что она – не робкая, больная и несчастная, бросающаяся на шею любому, а гордая красавица в новых финских сапожках.
Лёля, послушав Асины стенания, сжалилась и предложила в долг пятьдесят рублей, которые ей прислал отец‑алиментщик. Воспев щедрую подругу, Ася отправилась собирать деньги, слабо представляя, как будет отдавать долги, но мысль о новых сапогах стала всепоглощающей. Существовало несколько уже изведанных способов улучшить материальное положение: отпахать несколько ночных смен на хлебокомбинате, устроиться на почту разносить утреннюю корреспонденцию, сняться в массовке на Ленфильме или, в крайнем случае, выпросить у тетушки. На комбинате платили по пять рублей за смену, иногда удавалось стащить буханку хлеба или пакет пряников, на почте за месяц – сорок рублей, а тариф массовки составлял трешку за день.
Ей удалось разжиться двадцатью рублями у однокурсниц, но остальные попытки оказались тщетными – середина месяца, весна, какие деньги? Богатая Борисова открывать кубышку не стала, и Ася вернулась в комнату, решив отказаться от затеи с сапогами. Помощь пришла с неожиданной стороны – под вечер пришли Володины, Валя с Юрой, и принесли вафельный торт – мечту эстета‑сладкоежки – огромный, украшенный по периметру шоколадными розами, с шоколадным Медным всадником в центре.
– Зашли прийти в себя после визита к Юриным родителям, – шепнула Валя ахающим над кулинарным шедевром девчонкам. – А это чудо купили в «Тортах», мы же давно мечтали такой фирменный попробовать!
– Разорились! – подтвердил Юра.
Лёля помчалась разогревать чайник, а Ася собрала на стол разнокалиберные чашки и кружки, достала из тумбочки заветный пакет индийского чая со слоном.
– И как тебе эта вещь? Сильно написано, смело и правдиво… – сказал Юра, когда все устроились за столом, и Ася отдала ему прочитанную книгу.
– Не могу поверить, что талантливых образованных людей вот так держали в заключении и заставляли работать на государство, – ответила она.
– Автор ведь сам был в такой шарашке, это идеальная иллюстрация, какой ценой оплачены достижения сталинской эпохи.
– Иллюстрация, конечно, но это очень нелегко переварить, – вставила Лёля, успевшая прочитать книгу, как обычно, по диагонали.
Со сталинских шарашек и самиздата разговор плавно перетек на джинсы, которые принес Юра – приятель просил продать, – и слово за слово перешел на финские сапоги и недостаток финансов.
– Можем занять, если очень надо, – сказал Юра. – Сколько тебе, Ася?
– Рублей пятьдесят.
Валентина замерла, прислушиваясь к движениям наследника. Юра достал из кармана деньги.
– Предки выделили на покупки, так что бери, сохраннее будет. Вот тебе полтинник.
– Но я смогу отдать только в следующем месяце, – пробормотала Ася. – Или завтра, если ничего не выйдет.
– Ничего, в следующем, так в следующем.
По правде говоря, девчонки втайне завидовали подруге – Юра запал на неё еще на втором курсе, долго обхаживал и всё‑таки уломал.
Шоколадные розы пошли на ура, но ни у кого не поднималась рука резать Медного всадника. В конце концов за дело взялся мужчина, и лезвие ножа уже подбиралось к вздыбленному над глазурной бездной коню, как рука его дрогнула – Валентина громко ойкнула, испуганно округлив глаза.
– Юра, девочки… я, наверное, рожаю…
– Что, Валёк, что? – нож полетел на стол, а муж кинулся к жене.
– Всё! Ой! Мамочки!
Больше ничего членораздельного, кроме ахов и охов, услышать от неё не удалось. Лёля рванула на вахту вызывать скорую, Юра запрыгал вокруг жены, исполняя панический ритуальный танец. Ася держала охающую Валю за руки, пытаясь успокоить. Когда приехала скорая, Валентина идти уже не могла, уверяя, что у неё отошли воды, и субтильный Юра потащил жену вниз на руках. В общаге начался переполох, скорую провожали дружной толпой, стоя на крыльце и желая удачи! Подвыпивший Саша Веселов даже побежал вслед за машиной, пытаясь ухватиться за бампер.
Проводив подругу, Ася и Лёля вернулись к так и не разрезанному шоколадному торту, чашкам с недопитым чаем и пяти красненьким, оставленным Юрой на столе. Сидели молча, переваривая событие. Роды были пугающей и влекущей загадкой, а то, что рожать уехала подруга Валька, с которой съеден не один пуд соли, наполняло девчонок особым трепетным волнением. Обсуждать тему не стали, по молчаливому согласию наложив на неё табу.
– Ну что, Аська, будем ждать и доедать торт? – нарушила тишину Лёля.
– Что‑то не хочется, – пробормотала Ася.
– Что не хочется?
– Есть не хочется!
– Если честно, мне тоже не хочется!
Посидели, разглядывая торт. Медный всадник, покарябанный ножом, сдерживал твердой рукой шоколадного коня. Одиноко грустила последняя розочка.
– А если… – начали одновременно и замолчали, уставившись друг на друга.
– Что, если? – спросила Ася.
– А у тебя что? – вопросом на вопрос отреагировала Лёля.
– Подумала: а если попробовать продать торт Борисовой?
– Синхрон, Аська! – подскочила подруга.
Доели на двоих последнюю розочку и пошли. Борисова смотрела телевизор, на кровати в углу спала подселённая первокурсница, которую «хозяйка» комнаты старательно выживала.
– Вера, купи торт, – объявила Ася, держа в руках шоколадное великолепие, словно хлеб‑соль на свадьбе.
– Купи, Верусик, а! – подхватила Лёля.