Триктрак

Шоколадные розы пошли на ура, но ни у кого не поднималась рука резать Медного всадника. В конце концов за дело взялся мужчина, и лезвие ножа уже подбиралось к вздыбленному над глазурной бездной коню, как рука его дрогнула – Валентина громко ойкнула, испуганно округлив глаза.

– Юра, девочки… я, наверное, рожаю…

– Что, Валёк, что? – нож полетел на стол, а муж кинулся к жене.

– Всё! Ой! Мамочки!

Больше ничего членораздельного, кроме ахов и охов, услышать от неё не удалось. Лёля рванула на вахту вызывать скорую, Юра запрыгал вокруг жены, исполняя панический ритуальный танец. Ася держала охающую Валю за руки, пытаясь успокоить. Когда приехала скорая, Валентина идти уже не могла, уверяя, что у неё отошли воды, и худощавый Юра потащил жену вниз на руках. В общаге начался переполох, скорую провожали дружной толпой, стоя на крыльце и желая удачи! Подвыпивший Саша Веселов даже побежал вслед за машиной, пытаясь ухватиться за бампер.

Проводив подругу, Ася и Лёля вернулись к так и не разрезанному шоколадному торту, чашкам с недопитым чаем и пяти красненьким, оставленным Юрой на столе. Сидели молча, переваривая событие. Роды были пугающей и влекущей загадкой, а то, что рожать уехала подруга Валька, с которой съеден не один пуд соли, наполняло девчонок особым трепетным волнением. Обсуждать тему не стали, по молчаливому согласию наложив на неё табу.

– Ну что, Аська, будем ждать и доедать торт? – нарушила тишину Лёля.

– Что‑то не хочется, – пробормотала Ася.

– Что не хочется?

– Есть не хочется!

– Если честно, мне тоже не хочется!

Посидели, разглядывая торт. Медный всадник, покарябанный ножом, сдерживал твердой рукой шоколадного коня. Одиноко грустила последняя розочка.

– А если… – начали одновременно и замолчали, уставившись друг на друга.

– Что, если? – спросила Ася.

– А у тебя что? – вопросом на вопрос отреагировала Лёля.

– Подумала: а если попробовать продать торт Борисовой?

– Синхрон, Аська! – подскочила подруга.

Доели на двоих последнюю розочку и пошли. Борисова смотрела телевизор, на кровати в углу спала подселённая первокурсница, которую «хозяйка» комнаты старательно выживала.

– Вера, купи торт, – объявила Ася, держа в руках шоколадное великолепие, словно хлеб‑соль на свадьбе.

– Купи, Верусик, а! – подхватила Лёля.

– Вы что, девки, с ума сошли? – пробасила Борисова.

– Да ты посмотри, какое чудо, по дешевке продаём, – протянула Ася.

– Мы розы съели, но все остальное девственно нетронутое. Лови удачу! – добавила Лёля.

– Почём? – поколебавшись, спросила Борисова.

– За… четырнадцать рублей, – объявила Леля.

– Да он в магазине стоит пятнадцать! – блеснула знанием цен Вера.

– Но шоколад‑то весь на месте.

– А роз там сколько было? Они же веночком идут.

– Не веночком, а орнаментом, с промежутками, – возмутилась Ася.

Подсчитали количество съеденных роз, вывели пропорцию, сошлись на двенадцати рублях и разошлись, довольные друг другом.

Ася поставила будильник на четыре утра, но так толком и не уснула, ворочалась, кашляла, думала о Валентине. Встала полчетвёртого, собралась, одевшись потеплей и кое‑как зашив сломанный замок сапога. На вахте дежурила доброжелательная Анна Петровна, она разрешила воспользоваться телефоном. Ася набрала охтинский номер Володиных, но ей ответили только долгие пустые гудки – Юра то ли спал, то ли так и не вернулся домой. Ася вышла в прохладную темноту тихого раннего утра. Пешком до Невского по пустому, гулкому проспекту, через Кировский мост, через Неву, несущую на запад темные густые воды, мимо силуэта Петропавловского собора, врезающего в небеса тонкий шпиль. Каблуки стучали по асфальту, было зябко от прохлады и болезненной слабости. На Марсовом поле чернели купы кустарников, за решеткой Михайловского сада таинственно шелестели кроны лип, прогрохотал по рельсам ремонтный трамвай. Когда Ася свернула на Невский, ей показалось, что она попала в другой мир – напротив входа в Пассаж сгрудилась шумная толпа. Она заняла очередь и отправилась прогуливаться по необычно пустому проспекту, ожидая открытия магазина. Стоять в утренних очередях было не впервой, немало часов проведено у театров, в ожидании открытия кассы.

Впрочем, когда зажглись огни, и открылись двери Пассажа, очередность уже не имела значения – здесь играла роль сила, скорость и наглость. Дамы, успевшие прорваться первыми, помчались по галерее к вожделенному прилавку, ставя рекорды в спринтерской стометровке. Опоздавшие, оттесненные сильными, неслись следом, возмущаясь поведением лидерш. Ася в лидеры не попала, но, благодаря молодости и спортивной подготовке, ей удалось вписаться в середину очереди, которая эмоциональной змеёй растянулась чуть ли не на все сто восемьдесят метров галереи Пассажа. Два часа ожидания Ася скоротала, сбегав позавтракать в кафе и обсудив с соседкой, дамой средних лет, качество обуви разных стран‑производителей и места, где импортную обувь можно достать – соседка продемонстрировала глубокое знание предмета и наличие практического опыта, но сокрушалась, что больная нога не позволила обогнать соперниц на первом этапе. Когда до вожделенной цели оставалось человек пять, пошли слухи о том, что сапоги заканчиваются.

– А мне нужен 38‑й, никогда не могу подобрать себе обувь, – затосковала соседка.

– А у меня 35‑й, – призналась Ася.

– Возьму любой, – сказала дама, – Если что, поменяю или продам, не зря же столько стояла.

– 35‑го нет, – заявила продавщица, когда Ася добралась до прилавка. – Будете брать другой размер?

– Я… не знаю, – смешалась Ася. – А 36‑й есть?

– Нет, остался только 38‑й.

– Ох, а мне как раз нужен 38‑й! – засуетилась соседка.

– Есть еще пара, – успокоила её продавщица.

– Давайте 38‑й, – махнула рукой Ася.

Продавщица достала коробку, бухнула на прилавок.

– Будете брать? Сто двадцать рублей в кассу.

Когда Ася вернулась с чеком, у прилавка разгорался конфликт.

– Я первой была в очереди, а вы мне подсунули не тот размер! – орала раскрасневшаяся дама.

– Какой вы сказали, я вам тот и дала! – ответно рычала продавщица.

– Безобразие! Я буду на вас жаловаться! – пыхтела дама.

– Жалуйтесь, сколько хотите. 38‑го уже нет, только что забрали последнюю пару, – парировала продавщица.